Бонгани практически не бывал дома. Он разъезжал по Африке, ведя переговоры с вождями других племён, а также с представителями цивилизованного мира, выполняя то предназначение Лидера, которое было написано ему на роду ещё до рождения и значительно укрепившееся, благодаря обучению в Советском Союзе. Он был настоящим прогрессивным голосом Африки вне дома и всё более и более агрессивным деспотом – в его стенах. Лара несколько раз пыталась говорить с мужем, стараясь вернуть то тепло и близость, с которых начинался их союз, но это вызывало лишь его раздражение и гнев. Он требовал подчинения и вёл себя по отношению к жене, как животное. Идея побега всё больше и больше занимала Лару – она чувствовала себя, как в тюрьме, и не была готова провести так всю жизнь!

Чтобы подтолкнуть её к практическим шагам по реализации этого плана, с ней и с сыном случилась беда. Они оба заболели малярией. Снедаемая тревогой за сына и страхом смерти, Лара периодически вырывалась из волн забытья, каждый раз лелея тайную надежду, что вот откроет глаза – и увидит склонившуюся над ней бабушку, протягивающую прохладную воду в серебряной ложечке… Но нет! Вокруг выли размалёванные папуаски, в рот ей наливали горький травяной отвар, который она глотала, так как не было сил сопротивляться. Нео лечили в палатке Шамана… По счастью, у её мужа хватило ума смирить свою национальную гордыню и обратиться за помощью к представителям Красного Креста, которые осмотрели женщину с сыном и дали надлежащее лечение. Кроме того, Лара успела рассказать о своём бедственном положении женщине-врачу, и та обещала ей помочь.

В общем: «Не было бы счастья – так несчастье помогло!». Через месяц после волшебного исцеления Лара вбежала домой, где тихо играл в уголке ослабевший Нео, запыхавшись. Она положила на стул какой-то пакет и усадила на него Нео, приказав не сдвигаться с места, что бы ни случилось и молчать, что бы его ни спросили.

Ровно через секунду в бунгало ворвался разгневанный отец, которому, видимо, донесли на Лару, и накинулся на женщину, заставляя её признаться, что она хочет его оставить и спрашивая, где билеты на самолёт.

До смерти перепуганный мальчик с ужасом наблюдал, как отец поднял мать в воздух, и тряс её, как тряпичную куклу. Малыш сжал зубы до боли и всё повторял себе: «Молчать и не сходить с места! Молчать и не сходить с места!»… От страха он не мог ни моргать, ни дышать – и потерял сознание в тот момент, когда его отец выбежал из бунгало, не добившись ответа, и обещая прирезать обоих, если Лара что-нибудь вздумает сделать против его воли!..

Через две недели скитаний, беглецы были дома, в Москве… Отмывшись, отъевшись, наплакавшись, отоспавшись, Лара обняла своего маленького героя: «Всё хорошо, малыш! Мама всегда с тобой! Африку мы больше не вспоминаем!»…

И вот, через 30 лет, Нео и его мама вспомнили Африку…

Он понял, что так и не прекратил «молчать и не сходить с места» с того самого дня, когда в прямом смысле, своим телом прикрыл мать от расправы – и все эти годы тело требует у него отпустить! Его заикание и нервные подёргивания прошли, он стал крепко спать по ночам. Мать впервые поняла, что может переехать жить в отдельную квартиру (раньше она жила вместе с семьёй сына, что в Израиле не принято, да и вообще создавало, мягко говоря, плодотворную почву для конфликтов в семье).

Нео прочувствовал, что он больше не «беглец» и начал принимать решения более спокойно и продуманно. Его бизнес резко пошёл вверх… Отношения с дочками и женой стали более сердечными и близкими.

«Знаешь, Ор-Эль, я, наверное, должен поехать туда… И девочек повезти, познакомить их с дедушкой. И возможность теперь есть… Но мне страшно. Страшно беззаконие, царившее там… Мой отец наверняка занимает какой-то высокий пост. Сколько у него жён? Не знаю!.. Сколько у меня братьев и сестёр? Наверняка есть куча племянников!.. Родят ли мои дочки чернокожих детей? Как они будут с этим жить?… Столько вопросов! Я боюсь привести их в действительность, к которой мы окажемся не готовы… И не дай Б-г моим дочкам пережить то, что пережил я!..