Вера, мой друг, любая, тоже должна быть динамична, иначе – «белка в колесе». Туринская плащаница, например. Радиоуглеродный анализ показал, что она моложе на тысячу лет, чем Христос? Показал. Дальше. У ткани савана, который нашли в Иерусалиме, переплетение нитей простое? Простое. А в плащанице – диагональное, которое появилось лишь во втором тысячелетии. И что, я спрашиваю? Верят! Верят уже вопреки, «евклидиане».

– Куда хватил.

– А ты думал. Я же «фэнтэзер». Так что если твоего Эверета «скрестить» с Лобачевским, то получается очень занятная вещь. Выходит, что Вселенная может не только расщепляться на параллельные миры, но эти миры еще и постоянно пересекаются друг с другом в дальнейшем. Про Красную Шапочку можно прочитать, но есть вероятность увидеть своими глазами процесс ее поедания Серым волком.

– Ну мы и зашизили тут с тобой, – засмеялся я.

– Я ж не призываю слепо верить, но ДОПУСТИТЬ можно вполне.

– Допуск – это удобная позиция для отступления.

– Вот, извини, балда. Когда ты что-то куда-то наливаешь, то одновременно и выливаешь откуда-то. «Наливание-выливание» – один процесс…

– Извините… Извините, Семен, – неожиданно выросла медсестра перед нами.

– А-а-а, это вы, – узнал я «реаниматоршу». – Что-нибудь случилось?

– Случилось. Пойдемте скорее наверх, к нам.

– То гоните, то снова зовете… Ничего не пойму.

– Пожалуйста… Артем…

– Что?

– Он умирает. Он просил, чтобы…

– Пойдемте, конечно пойдемте, – подскочил я с кресла и поддел коленями столешницу с шахматными фигурками, которые тут же разлетелись и запрыгали по полу.

– Скорее! – уже крикнула медсестра.

– Миша…

– Да, беги ты. Я соберу, интеллигент сраный.

Мы рванули вверх по лестнице.

15. В реаниматорской над Артемом склонились врачи.

– Ничего не помогает, – услышал я. – Пульс почти на нуле.

– В-вот, привела, – выдавила, задыхаясь, медсестра.

– Д-да, вот он я, – волнуясь, выпалил я.

К нам резко повернулся мужчина лет пятидесяти.

– Видимо, поздно, – развел руками он. – Он что-то вам хотел сказать, по-моему. Вы его брат?

– Нет, совсем нет.

– Странно, – кивнул головой врач.

– Друг детства он, – сказала медсестра.

– Друг так друг. Что ж… Готовьте «шокер»! – тут же отдал он распоряжение. – Хотя… – повернулся снова он к нам, – медицина, как говорится, здесь уже… – махнул рукой врач, не договорив.

– Мне можно к нему подойти? – спросил я.

– Подойдите, – скептически-устало произнес врач. – Да-с-с… Где «бахилы», зараза? – посмотрел он строго на медсестру, указывая на мои туфли.

– Щас, щас, я мигом, – сорвалась с места «сестричка».

– Все на мне, ну все… – поднял взгляд к потолку врач. – Боже, как я устал, – закрыл он руками лицо.

– Надевайте, – легко толкнула меня сзади медсестра.

– Никогда. Вы меня поняли? Никогда…

– Сдаюсь, – подняла руки женщина и захлопала ресницами.

– То-то же, – ухмыльнулся врач. – А вы подходите, не стесняйтесь, – подтолкнул он меня. – Все равно сейчас мы вас отсюда удалим.

Я подошел к лежащему без сознания Артему. Наклонился, взял за холодную руку. И тут едва пикающая синусоида на мониторе выровнялась в монотонный звук, превратясь в прямую.

– Артем? Артем, я пришел. Я пришел! – не выдержав, крикнул я. – Я здесь!

– Так, все, хватит. Вам надо уйти. Вы будете мешать. Сейчас наша работа, – похлопали меня по плечу.

Я оглянулся, все еще не выпуская руки Артема.

– Давайте, вас проводят.

– А-а… – заикнулся я.

– Все потом, по-о-то-о-ом, – нервно пропел врач.

И вдруг я ощутил, как шевельнулись пальцы Артема, а потом все услышали частое, вылетевшее из ниоткуда «пи», еще «пи», а дальше… «Пи-пи-пи-пи-пи-пи…» – зазвучала радостная музыка. В этот момент это была музыка, еще какая!.. Что там Моцарт, Бетховен, Стравинский…