– Любишь ты, Саша, поговорить, – улыбнулась теща.

– Я люблю взаимопонимание. А оно не от одного зависит, сама знаешь. Помнишь, как мы с тобой в молодости?

– Да, ну тебя.

– А я расскажу. Никогда не рассказывал, а сейчас расскажу. Просто наших пронесло мимо такого. И хорошо. Они сразу ухватили суть. Я это тогда еще понял. И сейчас вижу, хоть жизнь и не простая штука, но и не сильно сложная.

– Это ты насчет «ну и что»? – спросила Кира Захаровна.

– Угадала.

– А чего тут гадать, если после этого все наши ссоры пятиминутными были. Давай, вытаскивай нашего «скелета из шкафа». Он, по-моему, уже давно там в труху превратился.

– Значит, «пропылесосим шкаф»…


21. Эта история, детки, произошла на заре… на заре становления наших семейных отношений.

Как-то, когда моя Кирочка рассказывала про что-то там –уже и не упомню про что – я ее внимательно слушал. Но вдруг она замолчала и надулась.

Мне была непонятна такая перемена в настроении, и я спросил, в чем причина. Кира сказала, что мне неинтересно слушать. Зачем тогда рассказывать?

Я постарался разубедить ее в этом, и через несколько минут она продолжила свой рассказ. Но не прошло и минуты, как она снова замолчала и снова надулась. Только на этот раз еще и всплакнула. Ну что ты будешь делать? И теперь никакие уговоры не помогли. Она замкнулась и все.

Помолчали мы денек. Утром вроде разговорились, и стало как раньше.

Этак через недельку все повторилось опять. А потом пошло и поехало – чем дальше, тем чаще и накаленнее. В общем, все сводилось к тому, что мне плевать на то, о чем говорит моя жена. А главное, неважно, что говорит.

Я ничего не мог понять. И чем больше предпринимал попыток выяснить причину, тем становились хуже наши взаимоотношения. В конце концов, разозлился и я. Через полгода такой катавасии я собрался и уехал, что называется, в дремучие леса. Я и так туда ездил, но возвращался, а тут – нет.


22. Те, кто работал со мной, естественно заметили эти перемены. Все-то отбыли вахту – и домой, а я не еду, остаюсь.

И вот однажды, наш сторож, старый политкаторжанин, психиатр, между прочим, по образованию, подошел сам ко мне, когда вечером сидел на крыльце и курил – до этого не курил, а начал. И расспросил про житье-бытье, правда, перед этим сам о себе многое рассказал.

Расслабил он меня, и я выложил все как есть. А он выслушал меня внимательно и сказал, что это дело поправимое, и напросился в гости, мол, со стороны бывает виднее.

Я долго думал над его предложением, а потом, когда извелся весь, решил – будь, что будет. И поехали мы вдвоем к моей Кире.


23. Она, на удивление мне, встретила нас приветливо, даже обрадовалась. Тоже ведь соскучилась.

Сидим, значит, мы за столом, общаемся оживленно. Все хорошо. Сам про себя думаю: и зачем я Тиграныча притащил, когда само собой утряслось. Только я об этом подумал, как бах-трах…

Кира весело щебетала, а потом резко замолчала, будто споткнулась. А Тиграныч ей говорит: а дальше, мне очень интересно, что же вы остановились?

Она, уже нехотя, но все же продолжила. Я из кожи лез, чтобы быть внимательным слушателем. И все равно через минуту-две Кира резко подскочила и сказала, что ей срочно надо на кухню, а потом она забыла, что ей еще бежать к одной подруге за чем-то, и вышла.

Я развел руками. Тиграныч ухмыльнулся, сказал мне, чтоб я сидел на месте, а сам вышел следом за Кирой.

Минут десять их не было. Я уже сильно нервничал. И вот они появились. Расселись снова. Тиграныч сказал, что Кира освободилась на кухне, к подруге еще рано, и поэтому все же стоит дослушать, чем заканчивается прерванная история.