Проплыв ярдов тридцать-сорок, они выбрались на берег прямо на огороде, где у нас росла зимняя капуста. Мы с Анни бросились со всех ног к незнакомцу, не зная, как его и благодарить, но он не обратил на нас никакого внимания до тех пор, пока не объяснил четвероногой подруге, с какой стати он послал ее в бурные хляби.

– Пришлось тебе малость побарахтаться, милая, – сказал он, ласково похлопав кобылу по щеке (к этому времени он уже слез на землю, все еще держа под мышкой нашего селезня). – Но на то была особая причина, а иначе, поверь, Винни, я не стал бы гнать тебя в воду.

Лошадь взглянула на человека любящими глазами, тихонько фыркнула, и нам стало ясно, что эти двое прекрасно поняли друг друга. Затем незнакомец опустил селезня на землю и тот, помахав крыльями и стряхнув воду с перьев, отправился на встречу с обеспокоенными родственниками. И только после того, как страсти на птичьем дворе улеглись окончательно, незнакомец повернулся к нам и, одарив широкой улыбкой, обратил наконец на нас свое внимание.

Он был невысокого роста, примерно с Джона Фрая или чуть выше, но весьма крепкого телосложения, и ноги у него были слегка кривоваты от постоянной верховой езды. У него был короткий нос, пронзительные голубые глаза и борода, которая меня, мальчишку, ввела в большое заблуждение: незнакомец показался мне стариком, а ему, как выяснилось, исполнилось всего двадцать четыре года. У него был веселый, беззаботный характер, и со стороны казалось, что ничто в этом мире он не воспринимает всерьез.

– Ну, мальчики-девочки, что уставились? – спросил он, беря за подбородок мою хорошенькую сестренку и окидывая меня сверху донизу оценивающим взглядом.

– Какая у вас прекрасная лошадь, сэр! – воскликнул я и затем, расхрабрившись – ведь я уже считал себя почти взрослым, – спросил незнакомца: – Не разрешите ли мне прокатиться на ней?

– Прокатиться? И ты думаешь, она тебе подчинится? Да она никого, кроме меня, к себе не подпускает! Нет, об этом и думать не смей: Винни попросту свернет тебе шею.

– Свернет шею? Мне? – воскликнул я с возмущением: Винни стояла около хозяина такая смирная и кроткая, что мне показалось, будто незнакомец решил посмеяться надо мной. – В Эксмуре не было и нет такой лошади, которую бы я не объездил за полчаса. Вот только снимите с вашей Винни седло и увидите, что будет!

– Да это еще как сказать, малыш. Скорее уж она объездит тебя, – ответил незнакомец. – Впрочем, если тебе нужен этот спектакль, почему бы ему не состояться? Только отойдем подальше от огорода, а то передавим всю капусту твоей матушки. Двор около дома – лучшее место: там на земле полно соломы, так что гордыня твоя будет наказана сравнительно мягко. Я, видишь ли, родственник твоей матушки и приехал навестить ее. Меня зовут Том Фаггус, меня в этих краях все знают, а это моя кобыла Винни, особа тоже небезызвестная.

Какого же дурака я свалял, не узнав его с самого начала! Том Фаггус, знаменитый разбойник, и его удивительная кобыла чалой масти! Она была не менее знаменита, чем ее хозяин, и оттого желание мое прокатиться на ней удесятерилось, хотя при этом, конечно, стало немножко страшновато – не из-за того, что она могла со мною сделать, а из-за того, что сесть на такую кобылу было для меня слишком большой честью, тем более что ходили слухи, будто она была вовсе не кобылой, а самой что ни на есть настоящей ведьмой.

Мастер Фаггус подмигнул кобыле, и она, полная жизни и грации, подошла к нему, поражая безупречной статью, гордая и покорная лишь тому, кого, полюбив, вознесла высоко над собой.

– Ты еще не отказался от своей затеи? – спросил Том Фаггус. Оба – хозяин и лошадь – насмешливо взглянули на меня.