– Нам пора!

Очнувшись от своих грёз, дочь Великолепного заметила, что последняя повозка из сопровождавшего их обоза уже съехала вниз по склону холма. Тогда, подхлестнув свою лошадь, она устремилась следом.

Лоренца переносила все тяготы путешествия легче, чем донна Аврелия. Поэтому на одном из постоялых дворов для вдовы был куплен мул, а Катрин пришлось трястись в повозке. Что же касается лошади, которая сейчас была под девушкой, то её любезно предоставил в распоряжение своей спутницы Монбар. После первого дня путешествия она почувствовала себя такой уставшей, что заснула, как убитая, на охапке соломы в тесной каморке придорожной харчевни. В дальнейшем Лоренца научились засыпать и в деревенской хижине, и прямо в повозке посреди чистого поля. За всё это время девушка не могла пожаловаться на своих спутников. Капитан вел себя по отношению к ней и донне Аврелии безукоризненно, хотя и требовал, чтобы днём они постоянно были у него на глазах. Но, вероятно, это объяснялось тем, что он опасался, как бы кто-нибудь из его людей не обидел их. Амори же относился к Лоренце так, как если бы она была его родственницей, и девушка не знала, радоваться ей этому или огорчаться. Дело пошло хуже, когда они оказались на борту каравеллы. Если дочь Великолепного стойко переносила качку, то вдова не покидала каюту из-за морской болезни. В Генуе её пришлось уложить на повозку, и теперь бледное лицо донны Аврелии едва выделялось среди соломы.

Наконец путешественники приблизились к городским воротам, на которых красовался герб. Из-за того, что миссия Монбара была неофициальной, они не могли рассчитывать на торжественный приём. Возле ворот их встретили люди Медичи и вручили список лучших гостиниц во Флоренции. Пока Монбар и Сольё вели с ними переговоры, Лоренца с любопытством разглядывала изображённую на гербе красную лилию. Вскоре все формальности были улажены и послы короля Франции в день святой Марии Магдалены въехали в город. Так как древняя столица Тосканы находилась, в основном, на правом берегу реки, им пришлось проехать по одному из каменных арочных мостов. Их количество поразило Лоренцу, потому что в Париже через Сену было всего два моста и те деревянные, в остальных же местах работали перевозчики на лодках. Однако вода в Арно (название реки она узнала от проводника) была мутновато-жёлтой. Миновав многочисленные лавчонки на мосту и дома с красными черепичными крышами, французы оказались в центре города. Всё вокруг напоминало Лоренце родной Париж, и в то же время было совсем другим. За крепостной стеной тянулся такой же лабиринт узких кривых улиц, стиснутых со всех сторон домами. Но временами из-за угла вдруг показывался то ажурный фасад величавого собора, то стройные стены изящного дворца. К тому же, мощёные посредине улицы были довольно чистыми благодаря прорытым по бокам канавам, что говорило не в пользу утопавшего в любое время года в грязи Парижа. Несмотря на то, что дело шло к вечеру, вокруг было полно народа. То там, то здесь на каменных ступенях церквей виднелись группы что-то оживлённо обсуждавших горожан. Довольно часто встречались женщины в белых платках и ярких сборчатых юбках. И ещё повсюду прямо кишели вездесущие сорванцы, затевавшие драки и ссоры. От всего этого шума Лоренца изрядно устала и была рада, когда они добрались до Старого рынка, где на Кроче ди Мальта находилась гостиница «Флорентийская лилия». Её хозяина, мужчину средних лет с брюшком и уже наметившейся лысиной среди чёрных волос, звали Джованни Бутти. Когда Монбар поинтересовался, сколько у него свободных комнат, а Амори перевел вопрос друга на местное наречие, флорентиец хитровато прищурился: