– Я не боюсь ни гремлинов, ни разбойников, – твердо сказал Аурелио, коснувшись рукояти меча.
– А я в твоей храбрости и не сомневался, – добавил рыцарь. – Но согласись, два меча – гораздо лучше, нежели один. Особенно если эти самые разбойники бродят стаями в пять, а то и десять экземпляров.
– Чего ты хочешь, странник? – спросил Аурелио, снова остановившись. – Я не ищу компании. И не доверяю слишком дружелюбным незнакомцам. Почем мне знать, быть может, ты и есть один из тех самых головорезов?
– А вот это грамотный подход, друг, – осклабился Мельмот. – Верить в наше время никому нельзя! Но мне, клянусь честью, можно. Я всего лишь предлагаю объединить усилия: так и время пройдет быстрее, и шансы того, что нас прижмут разбойники, окажутся ниже.
– Возможно, ты прав, – нехотя ответил Аурелио, как следует поразмыслив. – Но предупреждаю сразу: если отстанешь, ждать я тебя не буду.
– О большем я и не прошу, – сказал рыцарь, поклонившись. – Ну что, отправляемся?
Аурелио кивнул и зашагал вперед. Мельмот же энергично последовал за своим новым товарищем – по длинному тракту, который окружало обширное зеленое покрывало, полное неприметных зверей, журчащих ручейков, таинственных пещер и непрекращающегося птичьего пения.
– Красиво, не правда ли? – поинтересовался рыцарь, следя за порхающими с ветки на ветку пташками. – Созерцая природные пейзажи, я всегда предпочитал не смотреть, а именно слушать.
– Тебе так нравятся птицы? – спросил Аурелио, которого непрестанное пение только пугало.
– Больше всего на свете! – воскликнул Мельмот, улыбаясь. – В отличие от нас, они по-настоящему свободны. А их пение… Оно меня успокаивает, радует, вдохновляет и дает надежду. Особенно после долгой, молчаливой зимы, когда они прилетают обратно и снова начинают упражняться в красноречии. Мне иногда кажется, что это не они возвращаются с приходом тепла, а наоборот – тепло ступает за ними. Своим пением они как будто растапливают снег, выводят зверей из спячки и украшают деревья листьями. Каждый год они словно дают начало новой жизни…
– А я их, честно признаться, немного побаиваюсь… – ответил Аурелио, периодически оглядываясь.
– Серьезно?! – изумился рыцарь. – Но ведь они же такие крошечные, безобидные и милые… Ну, по крайней мере певчие птицы. Я не говорю там про орлов или филинов… Хотя их я тоже люблю. В них чувствуется сила, мудрость.
– Меня пугают их глаза. В них как будто нет… души, что ли. Вот в глазах собаки или кошки я вижу разум, я чувствую, что они меня понимают. С птицами же иначе: никогда не знаешь, каков будет их следующий шаг. Вот твои глаза тоже очень… необычны, – тут Аурелио покраснел, виноватая улыбка очертила его лицо. – Нет, не думай, что я хочу тебя обидеть и сказать, что в них нет души. Просто они тоже вызывают во мне какое-то чувство… непредсказуемости? Даже не знаю, как объяснить.
– Никаких обид, – сказал Мельмот. – Наоборот, сравнения с птицами мне даже нравятся.
На хмуром лице Аурелио промелькнула улыбка.
– Аурелио, тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты очень любопытная персона? – спросил Мельмот с лукавой ухмылкой.
– Ты к чему-то клонишь?
– Секретность. Спешка. Твой общий внешний вид. Ты прямо как герой, одержимый какой-то священной миссией.
Аурелио никак не отреагировал на слова рыцаря.
– Как герой из книги, который несет в себе некую идею, что должна повлиять на исход сюжета и изменить сознание читателя.
– Я не вижу смысла говорить об этом, Мельмот, – раздраженно ответил Аурелио, разглядывая застывшую корку грязи на своем сапоге.
– Какова же истинная цель этого героя? Собирается ли он кого-то спасти? Или… убить? Спасти через убийство? Или убить через спасение? Что…