– С тобой всё в порядке? – тревожно спросила я.

– Не совсем, – ответил он, учащённо дыша. – Дай мне пару минут.

– У тебя что-то болит? – снова спросила я начиная нервничать сильнее.

– Нет, – с трудом выдавил он, делая глубокие вдохи.

– Поговори со мной. Как я могу помочь?

– У меня паническая атака, – через силу ответил Алекс. – Такое бывает. Ничего серьёзного.

– Посмотри на меня, – тихо попросила я, боясь усугубить его состояние.

Он поднял глаза, и в его взгляде плескалась такая боль, что мне стало не по себе. Что его так надломило? Почему сейчас, когда он должен сиять и радоваться?

– Всё хорошо, ты со мной, ты в безопасности, – бережно обняв его и погладив по спине, прошептала я. – Просто дыши.

Я уткнулась носом в его шею, вдохнула свежий цитрусовый аромат одеколона и приложила ладонь к его груди. Мы молча сидели так, пока его сердце не перестало бешено колотиться. Наконец он заговорил:

– Наверное, мы опоздали. Прости, что ты видела меня таким…

– Алекс, тебе не за что извиняться. Каждый несет в себе какую-то свою боль и в этом нет ничего постыдного. Сейчас тебе легче?

– Да, спасибо, – он глубоко вздохнул и открыл дверь. – Пошли.

Я с сомнением посмотрела на него, но решила не выдавать своего беспокойства.

– Где вас носит?! – возмутилась менеджер Алекса Татьяна, едва мы вошли в клуб. – Все только вас и ждут!

Алекс помог мне снять пальто, и я осталась в красном шёлковом платье миди с небольшим бантом – его я купила на прошлой неделе специально для презентации.

– Ты выглядишь потрясающе, – сказал он, оглядев меня с ног до головы.

– Спасибо, ты тоже, – смущённо ответила я, оценив его небрежный образ «плохого парня»: рваные чёрные джинсы и наполовину расстёгнутую белую рубашку. От одного взгляда сердце пропускало удар.

Алекс протянул мне руку, и я вцепилась в нее, как в спасательный круг.

– Готова всех обмануть? – он ободряюще улыбнулся.

«Боюсь, что это уже совсем не обман» – пронеслось в моих мыслях, но вместо этого я ответила:

– Да. Давай сделаем это, – и мы отправились в толпу приглашенных.

Я тонул и задыхался. Старые страхи, давно ушедшие в прошлое, снова возродились и пробрались в голову.

«Не сейчас. Только не сейчас…»

Но тело не слушалось. Ладони вспотели, а сердце забилось так, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди.

«Сегодня точно случится что-то плохое» – тут же мелькнула новая мысль, запустившая волну панической атаки.

Внезапно перед глазами всплыл тот день. Мне было восемь, и я впервые исполнял этюд на большой сцене. Из-за кулис я высматривал в зрительном зале два знакомых силуэта – маму и папу, которые всегда садились в пятом ряду. Но их места пустовали.

«Наверное, застряли в пробке», – наивно подумал я тогда, вытирая потные ладони о брюки перед выходом.

После концерта, когда я уже злился на их опоздание, ко мне подошла тётя Лиза, мамина подруга. Её заплаканные глаза, дрожащие губы… До сих пор помню, как мир вдруг перевернулся, когда она сказала: «Случилось страшное. Их больше нет.»

Автомобиль. Лёд. Фура. Три коротких слова, навсегда изменивших мою жизнь.

Пустота. Оцепенение. Неверие. Я ждал, что проснусь, что это всего лишь кошмар. Но пробуждение так и не наступило. Вместо дома – детский дом с облупленными стенами. Вместо маминых объятий – равнодушные взгляды воспитателей. Вместо защиты отца – кулаки старших ребят, которые быстро смекнули, что новенький – лёгкая добыча.

«Этого больше нет. Ты не тот мальчик. Ты не там», – пытался убедить себя я, но паника уже накрывала с головой.

Перед глазами мелькали обрывки воспоминаний: мои первые дрожащие ноты на гитаре в пустом зале детдома, насмешки ребят: