«Иду, иду уже…» – бормотала я, втискиваясь в узкие джинсы и подбитую мехом косуху.

Такси прикатило меня к дому Леры, молчаливый водитель, пыхтя странной индийской (почему я так решила?) сигаретой, без слова отчалил. Хозяйка сидела на скамейке возле дома, напряженными, алыми-напомаженными губами сжимая сигарету. Моя бледно-розовым покрытая улыбка расслабила нервное кольцо ее рта. Недокуренная сигарета упала. Мы обнялись.

– Привет, принцесса! Слуу-ушай, чо тут было прям щас, меня преследовал мужик странный, ну маньяк какой-то, мерзкий, рожа – фу! Едва успокоилась.

– Да ты что, ну и где он, твой насильник? (полуулыбка)

– Ну хер его знает ли, может, вон в тех кустах. Мать ети. Лола…

Она вновь затянулась невесть откуда взявшейся сигаретой, в лицо мне летел возбужденный дым и маячил огонек у виска.

Мысль, жгучая и любопытная, запрыгала и подлила кипятка в тревогу у меня внутри. Она сделалась обжигающе приятной, как волнение перед днем рождения в 10 лет. Я пустила в ход свое обаяние – вот мы уже под ручку бесстрашно вошли в арку, ведущую к Дворцу железнодорожника, там, где-то на длинных пустынных дорожках, скрывался ее преследователь. В кармане косухи совершенно случайно завалялся пуш-даггер, «кинжал блудницы», его можно было зажать в кулаке и внезапно уколоть торчащим между пальцев коротким лезвием, забытый подарок одержимого паранойей Бурзума. Но, так или иначе, он не давал страху, что пока лишь приятно щекотал, распространиться по проводам нервов.

Мы шли, ветер крутил ее подол, играл ремешками косухи, щипался, то подталкивал в спину, то бил в лицо. Лера, повеселев, курила, лихо свалив сигарету набок рта.

Мне же хотелось хотя бы увидеть краем глаза психопата, ощутить тот липкий эктоплазматический след черной хаотической слизи, что выделяет умирающая, распадающаяся душа. Отчего мне это так интересно?

Автобусная остановка, стая людей на ветру, хлопает боками синяя торговая палатка. Я озираюсь. Люди отделились от остановки и скрылись в недрах автобуса, за корками стекол их было не различить.

Остался невысокий плотный мужичок, я, как на фотоувеличении, видела его невыразительный жучиный глаз, восковую лысину и жесткую щетку усов. Лера закашлялась, развернулась к нему спиной и умоляюще зашипела: «Вот он, мать, давай отсюда, я как на измене че-то, нуууу, бляяя… давайдавайдавай».

Мои глаза следили за мужиком. Продавщица не высовывала носа из палатки, бродячая собака шаркала о бок ногой, ткань звучно хлопнула на ветру. Пес, глянув на нас, равнодушно зевнул. Через секунду голова усатого дернулась, как будто сработал неведомый механизм, шея вертанулась влево, башка будто стремилась в иную сторону, но, влекомая шеей, нелепо отрикошетила назад и вверх. Он издал утробный булькающий звук и стал поворачиваться, точно сломанная механическая кукла. Кракс(!) и лед на моих глазах, служивший духовным щитом, треснул, я снова ощутила вместо холодного ветра – привкус теплой, тухлой водицы.

Другим зрением я видела, как в жучиных его глазах колыхнулась черная жижа, нефть, эктоплазма, чертова дрянь. Изо рта его она будто изливалась, разбавленная слюной.

Я рванула подругу за рукав, и мы пошли очень быстрым шагом, в голове все кипело, меня душил страх. Нельзя бежать, понимала и стискивала локоть тихо паникующей, рвущейся бежать подруги. Под белесой пеленой не видела ее взволнованного лица.

Он не догонял нас, просто преследовал, останавливаясь, чтоб булькнуть и дергануть головой. Снова ощутить себя получилось только после того, как мы вошли под арку и над нами со стуком понесся поезд. Да-а-а, Лола чуть потеряла управление.