Когда открыли люки, в медицинскую затхлость летающего госпиталя ворвался прохладный воздух, наполняя пространство свежими ночными ароматами и новыми звуками, прежде всего голосами. Снаружи ругались, причем даже без контекста и невольно вклинившись в чужой разговор в середине оного было очевидно, что кого-то пугали невообразимыми карами.

– То есть как? – услышал я голос врача. – Нам ничего не сказали. В сопроводиловке…

– Что вы ему вводили? – рычал кто-то.

– Ничего. Мы его приняли в таком состоянии.

Кто-то же такой важный находился в саркофаге, что состояние его здоровья так всех пугало? Мне очень хотелось заглянуть внутрь.

– Беспокоиться не о чем. Все показания в норме. Пульс, дыхательный ритм, давление в пределах.

– Да вы бы его хоть развязали! И почему он укрыт простыней как туша?

– Потому что в сопроводиловке он значится как туша, – устало сказал врач, забираясь обратно в вертолет. Через секунду я услышал хлесткие звуки разрезаемых ремней. Мгновенно стало легче. И внезапно оказалось, что речь шла не об обитателе саркофага, а обо мне. Про саркофаг вообще забыли.

– Он еще и голый! – снова неистовствовал кто-то снаружи. – Да что б вас! Оденьте его немедленно!

– Но…

– Вот сам и раздевайся! Размер, похоже, один.

И врач принялся стягивать комбинезон и мягкие белые туфли. Через минуту я лежал, уже одетый и со стороны наверняка напоминал просто прикорнувшего врача.

– Почему он без сознания?!

– Не знаю. Странно. По идее, должен был уже в себя прийти.

– Немедленно в реанимацию!

Носилки со мной бережно вынесли из вертолета. Сквозь прищуренные веки я огляделся в поисках обладателя грозного голоса и очень удивился, увидев коренастую женщину в зеленой медицинской спецодежде с отражающими полосками на штанах и куртке. Правда, принадлежность к слабому полу была условной и дама напоминала чемпионку мира по метанию молота. Такая половину мужиков на ноль помножит не задумываясь. За ней стоял грузовой черный микроавтобус с распахнутыми дверями и толпилось с десяток народа в такой же спецодежде, как и грозная мадам с прокурено-простуженным голосом. Чуть поодаль замер промышленный погрузчик с манипулятором на длинной стреле. Над ними, теряясь в рассеянном электрическом свете, нависала темная громада многоэтажного здания.

Как только меня выволокли из вертолета, погрузчик рыкнул мощным дизелем и, лязгая раскачивающимся манипулятором, тронулся с места. Оживились и люди. Через секунду вокруг саркофага началась суета. Но как его извлекали из вертолета и грузили в фургон, мне увидеть не довелось. Загораживая окрестности могучими плечами и прочими атлетическими частями тел, двое дюжих молодцов схватили носилки со мной и по хорошо освещенной дороге чуть ли не бегом понесли к зданию.

Как только наша процессия свернула за угол и попала на скудно освещенный участок, я внезапно для санитаров «ожил». Вряд ли они поняли, что произошло. Несший носилки сзади лишь успел округлил глаза и открыть рот, когда я вскинул ногу и вырубил его ударом носка в подбородок. Санитар утробно булькнул, будто поперхнулся, а затем рухнул на меня, не выпуская носилок. Его напарник сразу же выронил ставшую непомерно тяжелой ношу, по инерции прошел пару шагов и только потом бросился помогать упавшему товарищу, и скоро «прилег» рядом. Со стороны выглядело так, будто его ударил лежавший на мне санитар. На самом деле бил я, когда тот наклонился над бездыханным телом, точно в стык верхней и нижней челюстей, отработанным и проверенным ударом, на несколько минут выбивающим дух из любого.

Полежав несколько секунд и собирая мгновенно растраченные силы, я кое-как спихнул с себя две туши и впервые за сутки поднялся на ноги. Ощущения были так себе, словно это не я только что, а меня нокаутировали. Перед глазами плавали фиолетовые пятна, окружающий мир раскачивался, будто я стоял на палубе корабля в пятибалльную качку.