Он говорит, что это место полезно и для [опровержения] привходящего: ибо кажется, что и привходящее, и то, чему оно присуще, находятся в одном и том же. Но это говорится о тех случаях, когда подлежащие [признаки] по природе находятся в разных [вещах]. Ведь тело и цвет не находятся в одном и том же.

Но там, где гнев, там же и кипение, которое присуще гневу. И там, где поверхность, там же и цвет, который присущ поверхности. И там, где цвет, там же и зрение, которое присуще цвету.

Так что сказанное относится не только к душевным состояниям и страстям, но и вообще ко всему, что по природе находится в разных [вещах]. Поэтому если что-то приписывается как привходящее [признаку], но не находится в том же самом, оно не будет привходящим.

Как же тогда краснота присуща стыдящимся? Ведь они не в одном и том же: краснота – на поверхности. Или бледность – боящимся?

p. 126a17 Далее, если вид причастен указанному роду лишь отчасти.

Не одинаково, если что-то причастно роду и привходящему: привходящему можно причаствовать и отчасти, как тело причастно белому, подобно и человек. Но роду – невозможно: ибо человек не причастен животному отчасти, ибо он не есть животное отчасти, и грамматика не есть знание отчасти.

Если поэтому что-то приписано как род, но приписанное причастно ему лишь отчасти, мы опровергнем это. Так, если кто-то приписывает чувственное как род животному, то, поскольку животное причастно чувственному лишь отчасти (ибо оно чувственно по телу и поверхности, но не по душе), это не будет его родом.

Подобным образом и если [приписать] видимое: ибо [животное] чувственно и видимо по телу и поверхности, но не по душе.

Некоторые также ошибаются, приписывая часть как род целому: ибо часть не сказывается о целом, а род, очевидно, сказывается. Так поступают те, кто определяет животное как одушевлённое тело: ибо они помещают животное в род тела, которое есть его часть.

Подобно и утверждение, что глина есть земля, смешанная с влагой.

p. 126a30 Смотреть также, не поместил ли он что-то из порицаемого или избегаемого в возможность или способность.

Поскольку всякая способность, называемая по природе, считается благом, он предлагает использовать это место для опровержения родов.

Если кто-то приписывает способность как род чему-то порицаемому или избегаемому, мы опровергнем это: ибо невозможно, чтобы род зла был благом.

Так, если кто-то определяет вора, софиста или клеветника, говоря, что клеветник – это тот, кто может клеветать и делать друзей врагами, вор – тот, кто может тайно похищать чужое, а софист – тот, кто может извлекать выгоду из мнимой мудрости.

Но никто из них таков не из-за способности, а из-за выбора: ибо всякий дурной таков по своему выбору. Ведь и добрые имеют способность совершать дурное, но не совершают его, ибо не выбирают так.

Он также сказал более резко, что и боги могут [творить] зло.

[Следовательно, способность не может быть родом чего-то порицаемого.]

Далее, всякая способность есть благо: ибо даже способность к злу есть благо – не только потому, что она же есть и способность к добру (ибо противоположным [вещам] присуща одна и та же способность), но и потому, что тот, кто может [творить] зло, но не выбирает его, есть благо. Ибо неспособность [творить] зло [присуща] даже неодушевлённым.

Но ничто благое не может быть родом зла. Ибо если оно сказывается о злом и содержится в нём, оно не может быть благом. Следовательно, и целое [не может быть благом].

Ибо если вид порицаем, то и род будет порицаем, а если [вид] благ, то и [род] благ.

Упомянув в качестве примера софиста, клеветника или вора, он привёл только пример вора, связав предыдущее с «тем, кто может тайно похищать чужое».