2a4
Каждая из вышеупомянутых вещей [сказанная сама по себе, не является утверждением].
Поскольку он хочет сообщить нам, что не предлагает здесь различать утверждения и отрицания, Аристотель говорит, что каждая из категорий сама по себе не обозначает ничего истинного или ложного. Ведь если я говорю «Сократ ходит», то, если он действительно ходит, я сказал истинно, а если нет, то ложно; то же самое и с отрицаниями. Но если я десять тысяч раз скажу «человек», я не скажу ни истинно, ни ложно; то же самое относится и к «ходит».
Однако кто-то может возразить, что тот, кто говорит « (я) хожу», говорит либо истинно, либо ложно. Ведь если он действительно ходит, то говорит истинно, а если нет, то ложно. Мы ответим, что тот, кто говорит « (я) хожу» (peripatо), фактически включает в себя Т (ego), как если бы он сказал «я хожу» (peripato ego). Таким образом, местоимение снова было включено в глагол, чтобы произвести истину или ложь, поскольку одна категория сама по себе не может этого сделать. Ведь очевидно, что ни одна из категорий сама по себе не является ни одна из категорий сама по себе не является ни утверждением, ни отрицанием, но они сочетаются друг с другом, чтобы сделать это. Например, в категории «человек ходит» утверждение возникает из субстанции и действия. А вставив в середину отрицательную частицу, мы получаем отрицание, например «человек не ходит».
2a5
[Каждая из упомянутых вещей, сказанная сама по себе] не является утверждением.
В большинстве манускриптов (библий), которые, по-видимому, имеют правильное толкование, нет слов «или отрицания». Ведь если ни одна категория не означает утверждения, то, конечно, ни одна не означает и отрицания. Ибо для этого нужна отрицательная частица, и можно предположить, что действие обозначает скорее утверждение, чем отрицание.
2a7
Ибо кажется, что всякое утверждение или отрицание [либо истинно, либо ложно].
Слово «кажется» относится к тому, что не всегда утверждение истинно и не всегда отрицание ложно, например, если кто-то скажет «я бегу» или «я не бегу». Поэтому, поскольку в этих случаях может подразумеваться «я», либо <это причина>, либо <это> потому, что «кажется» избыточно, либо потому, что это ошибка переписчика, либо потому, что он имеет в виду, что это и так очевидно для всех.
О cубстанции
2a11
Субстанция – это то, что наиболее часто и преимущественно упоминается.
Субстанция занимает первое место среди категорий, и по этой причине она поставлена впереди других: она участвует в других категориях, но другие категории не участвуют в ней; она объединяется с ними, но не объединяется ими, потому что она самосущая, и в ней другие категории имеют свое бытие. Ибо когда субстанция существует, нет необходимости, чтобы остальные категории принадлежали к ней; когда же она не существует, невозможно, чтобы остальные были. Есть два вида субстанции: одна – простая, другая – составная, и среди простых одна лучше составной, а другая хуже. Составная субстанция – это человек и подобные ему сущности, а простая, которая лучше составной, – это божественная субстанция; простая хуже составной, или материя, которая первична, и форма; они рассматриваются по отношению к составным. Однако те, которые поглощаются чем-то другим, всегда уступают тому, чем они поглощаются. Так, мы говорим, что в искусстве уздечка уступает всадничеству. Это происходит потому, что всадничество используется как инструмент для достижения результатов уздечки, а уздечка – это то, ради чего существует всадничество. То же самое относится и к другим случаям. Здесь Аристотель обсуждает не простое и лучшее из составного (ибо это относится к теологии), не простое и худшее из составного (ибо это относится к физиологии), но составное и относительное, как это и обозначается. Он утверждает, что из этой субстанции одна первична, а другая вторична, причем первичное – это конкретное благо, а вторичное – всеобщее. Таким образом, мы утверждаем, что вещи, которые предшествуют нам по природе, вторичны по отношению к нам, а те, которые предшествуют нам, вторичны по природе, как, например, целое и вид; затем, общие элементы предшествуют нам по природе. Из них мы выводим семя и кровь, а затем и то, что называется «человек», – ведь мы признаем «человека» предшествующим, а затем, как следствия этого, возникают упомянутые ранее аспекты. Поскольку речь идет о тех, кого он представляет, соответствующие моменты формулируются более четко для тех, кого он представляет. Разумно, что он сначала упомянул часть, поскольку мы восходим от частей к целому. Поэтому, чтобы не угодить ему, он не сказал «прежде всего», а, скорее, констатировал. Важно понять, как Аристотель выражает это, ибо, как мы уже отметили, он называет конкретную субстанцию первой; он утверждает, что это сказано не относительно какого-либо предмета: ведь истинно первая субстанция, которая есть целое, относится к какому-либо предмету. Таким образом, говорится, что она не относится ни к какому предмету. И поскольку он признает, что ни первая, ни вторая субстанции не существуют в субъекте, он говорит «оно есть»: однако оно не существует ни в ком в пределах субъекта. Поэтому здесь добавлено «есть», так как это ему тоже понравилось.