Надлежало срочно продышаться, прогнав от себя некоторые призраки прошлого, а дышать глубоко и тихо – это уже некоторая проблема… Катерозе резко уложила обе руки на талию, при этом сделав бурное движение корпусом и наклонив голову, что давало чёткое представление о том, что она попросту взбешена:

– Ах, так! Какая дивная подстава – ты мне всего лишь слуга теперь, да?! – проревела она тембром дикой зверюги. – И больше ничего, стало быть?! С каких это пор ты научилась таким ударам в спину, Эсмеральда, поделись-ка столь ценным опытом! Может быть, ты мне все эти годы лгала успешно, а? Что и говорить, сразу видно, что дружба – это мужская привилегия, а у нас её в природе не бывает, спасибо за доказательство!

– Катерозе, не надо! – с ужасом донеслось с того конца связи. – Не надо, пожалуйста!

– Чего не надо?! – продолжила рычать фон Кройцер в том же духе. – Чего не надо? Тебе плевать, как я себя чувствую, тебе же главное – всласть почистоплюйствовать, значит! Отлично, буду знать, что на тебя мне рассчитывать больше не приходится, ты у нас так, просто слуга мне! Могла бы в таком случае и заранее предупредить, а не сейчас, когда мне поддержка нужна, подлая ты сущность! Всё, можешь быть свободна, о марьяже мы больше не будем говорить – со слугой не обсуждают ничего важного, – она выпрямилась в струну и снова сложила руки на груди, добавив уже ледяным тоном. – Все вопросы на сегодня, стало быть? Или ты ещё чего забыла сообщить?

Пауза была крохотной, но показалась явно длиннее, чем она была на самом деле – Катерозе чуть повернулась в профиль к экрану связи и предстала перед созерцавшим её мужчиной во всём слепящем великолепии женской красоты в наряде невесты, сногсшибательной во все времена. Легендарные царицы всей истории человечества могли бы сейчас позавидовать этой рыжей валькирии – что осанке, что манере держаться, а тем более, что девушка была чудо как хороша и казалась более юной, чем любая восемнадцатилетняя леди. Тем не менее, грозы в её облике сейчас было ничуть не меньше, чем нежности, усиливаемой запахом белых лилий, наколотых поверх пышного кринолина, положенного по протоколу действа. Наряд был полностью завершён – только фата у Катерозе была слишком короткая, только до плеч, и подвёрнута сейчас поверх причёски – явно оттого, что разговор по связи был для неё важен, и лицо требовалось держать открытым. Оно казалось высеченным из алебастра – а молнии в карих глазах сверкали ничуть не слабее настоящих. Однако невеста ощущала себя, видимо, не в этом качестве вовсе сейчас вовсе – и щелчки пальцами через перчатки у неё получались не тише обычных. Даже каблук не шевелится, автоматически отметил Райнхард. Не то самообладание такое, что поискать ещё надо подобное, не то слишком хорошо знает, что делает – но не хотелось бы ни разу оказаться на месте того, к кому такое обращение адресовано… На третьем щелчке пальцев, вполне себе сходивших за грохот в наступившей тишине, собеседница грозной дамы в белом крикнула уже с настоящей мольбой:

– Карин!

– Чего? – убийственно ледяным тоном поинтересовались в ответ.

– Карин, прости, это была дурость с моей стороны!

– Да ещё какая дурость, – холодно усмехнулась Катерозе, не меняя выражения лица, – угробить всё дело из-за дешёвых сантиментов. Ты не годишься в напарники уже или не хочешь больше помогать мне? Мне этот момент непонятен, – добавила она спокойно и рассудительно, будто и впрямь крепко задумалась, и снова щёлкнула пальцами.

– Карин, ты же знаешь, что я всегда с тобой, что бы не случилось! – прежним тоном выпалила Эсмеральда.