– Про что же может быть такая книга, по-твоему?

– Я подумала, про самолёты.

– Самолёты??

– На них же небеса штурмуют?..

Муж онемел окончательно.

Андрей Корольков приезжал к нам в гости сегодня. Диана очень любит, когда он у нас бывает. У них какие-то свои приколы и подколки.

А порой они ведут светские беседы. Нынче была такая.

Диана:

– Есть у меня подруга школьная. Мы с ней за одной партой сидим. Она хорошая. Но любит выносить мозг.

– Как же она это делает? – спрашивает Андрей.

– Да ей всё нужно знать в подробностях, всё выспросить, всё обсудить. Это бывает долго и нудно. Уф! – тяжело вздыхает Диана.

– Может, она докапывается до сути, до корней?..

– Скорее, она ВЫКАПЫВАЕТ корни! Вместе с деревом.

Андрей Корольков любит цитировать Толстого, который Лев. Что-то вроде того, что начинающего писателя толкает вперёд энергия заблуждений. Может, я и переврала классика, а заодно и Андрея. Но суть ясна. Мол, пока человек заблуждается – он горит энтузиазмом, а потом шишек набьёт и уже в пекло не только вперёд батьки, а вообще не лезет. Шишки у него неимоверно болят. И эта боль гасит весь энтузиазм и трудовой порыв.

К чему я это вспомнила? Года два назад я со страшной силой ратовала за то, чтобы народ на культурные мероприятия ходил. Столько их, бесплатных, было и есть, что голова кругом идёт. Всякие там литературные клубы, вечера поэтические, презентации сборников… И везде хотелось успеть. (Сейчас уже не хочется.)

Да и сама я такие культурные всплески либо организовывала, либо в соорганизаторах была. Народ вяловато шел, надо признать. А нервов уходило много: нужно было и программу продумать, чтобы не затянуто и интересно, и до народа всё точно и ясно донести – явки, пароли, то есть место и время… В общем, хлопот много, а результат скромный. И как-то мой энтузиазм постепенно увял. Энергия заблуждений закончилась.

Но на чужие мероприятия иногда хожу.

Хожу и почти каждый раз удивляюсь (бывают приятные исключения…): ни регламента, ни программы зачастую вообще нет. Вернее какие-то наброски есть, но про время организаторы вообще не думали. Ни разу. Ни одной секунды. Например, с хронометром не проверили, сколько же звучат их нетленные стихи в их же гениальном исполнении. А звучат они часто больше 15 минут. А мы все знаем, что активное внимание на 15-й минуте заканчивается. Ну, устроены мы так! С этим ничего не поделаешь.

А потом выходит ещё один автор. И тоже заводит короте́нько так… И тоже ни разу не помнит про сакральный лимит. И за ним к микрофону всё идут и идут. Такие же. Алчущие выступить.

И когда вся эта говорильня переваливает за два часа (причём без антракта, потому что устроители знают, что после антракта не вернётся никто!), ты уже проклинаешь всё на свете: и организаторов, и выступающих, независимо от их таланта, и себя – за то, что пришёл, а главное – за то, что сел не с краю где-нибудь, а в середине ряда. Монументально так сел. Что не выбраться, не устроив демонстрацию. Также проклинаешь своё воспитание, которое не позволяет тебе встать и уйти, показав тем самым, что уже давно пора бы это сделать всем.

А тут недавно – вообще.

В афише было указано время начала мероприятия 19:00, на страничке устроителя – 19:30. Началось, наверное, в 20:15. Потому что было запланировано на 20:00. Так в музее сказали, где всё это проходило. Но об этом знал только музей и Особа, то есть устроитель. Ну и приближённые к ней. То есть к нему, потому что устроитель был мужского рода («мужчина» о нем не пишу).

Особа заявилась без пяти восемь. На моё «Добрый вечер!» посмотрела на меня глазами, похожими на два омута (не поймёшь, что там в них – то ли бесы хороводят, то ли тина одна…), повернулась ко мне задом и уже им со мной разговаривала. На вопрос «где же можно сесть?» пробурчала что-то про лавки, которые, наверное, кто-то принесёт, и продефилировала в недра музея. Я тоже повернулась задом. И бегом с мероприятия.