. Нет ничего, что сохраняло бы прочную и устоявшуюся форму, и наши привязанности, направленные на внешние предметы, неизбежно проходят и меняются, как они. Всегда опережая нас или оставаясь позади, они напоминают о прошлом, которого уже нет, или предвосхищают будущее, которому часто не суждено наступить; нет на земле ничего надежного, к чему сердце могло бы привязаться. Потому-то мы и не знаем иных наслаждений, кроме преходящих; что же до длительного счастья, то сомневаюсь, чтобы оно было людям известно»17.

При сравнении суждения о времени (выделено курсивом) Руссо с концепцией времени из «Исповеди» Аврелия Августина нетрудно обнаружить не только типологическое сходство, но и прямую перекличку текстов: «Каким же образом уменьшается или исчезает будущее, которого еще нет? Каким образом растет прошлое, которого уже нет? Только потому, что это происходит в душе, и только в ней существует три времени. Она и ждет, и внимает, и помнит. <…> Наше внимание <…> длительно, и оно переводит в небытие то, что появится. Длительно не будущее время – его нет; <…> длительно не прошлое, которого нет; длительное прошлое это длительная память о прошлом»18.

В яснополянской библиотеке имеется парижское издание «Исповеди» Августина19, с пометами Толстого как раз в вышеприведенном тексте (гл. XXVIII). Переведенные с французского языка, творчески переработанные и потому не подписанные именем Августина, эти суждения о времени приведены в «Пути жизни» в главе XXI. Таким образом, августиновская скрытая цитата узнается в «Исповеди» и «Прогулках одинокого мечтателя» Руссо и в «Пути жизни» Толстого. А обращение Руссо и Толстого к «Исповеди» Аврелия Августина обусловлено отчетливой филиацией с концепцией категории времени, которая создавалась на рубеже IV–V вв., была востребована во Франции в конце XVIII в., а затем в России в начале XX в.

Подводя некоторый итог, скажем, что между Толстым и Руссо существует объективная сущностная близость мировоззрения, родство философских идей и принципов, общность религиозных взглядов, тождество основных положений нравственного учения, сходство и идейно-тематическая созвучность проблем, тем, мотивов. В период становления Руссо был наиболее органичным мыслителем для молодого Толстого, который не столько подпадал под его влияние, сколько перерабатывал его идеи в силу их первоначального созвучия с собственными идеями. Это не было влиянием, и даже усвоением, а скорее узнаванием своего, и вдохновляющим фактором, утверждением в правильности собственных умозаключений. Верность общему духу идей Руссо осталась на всю жизнь. А вся жизнь и творчество Толстого – это самая грандиозная и уникальная художественно-философская трактовка идей Руссо.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ В ДИАЛОГЕ С АМЕРИКОЙ

Г.В. Алексеева

Чужая культура только в глазах другой культуры раскрывает себя полнее и глубже <…>. Мы ставим чужой культуре новые вопросы, каких она сама себе не ставила, мы ищем в ней ответа на эти наши вопросы, и чужая культура отвечает нам, открывая перед нами новые свои стороны, новые смысловые глубины. Без своих вопросов нельзя творчески понять ничего другого и чужого (но, конечно, вопросов серьезных, подлинных). При такой диалогической встрече двух культур они не сливаются и не смешиваются, каждая сохраняет свое единство и открытую целостность, но они взаимно обогащаются.

Конец ознакомительного фрагмента.

Купите полную версию книги и продолжайте чтение
Купить полную книгу