– Да, Игорь Олегович… На здоровье я не жалуюсь, пригожусь, наверное… Буду стараться…

– Какой институт кончаешь? – деловито справился полковник.

– ИПГС… Прикладной гибридизации и селекции. Только мне еще год учиться, мы же военку на 4 курсе сдаем…

– Я в курсе, Валера. А почему не хочешь работать по специальности? Это же интересно, наверное – генная инженерия, НИИ, лаборатории… Платят мало?

– Мало. Но не в этом дело, Игорь Олегович! Я же на практику ходил, видал эти лаборатории… Обеденный перерыв с 8 утра до 9 вечера… Селекцией нужно болеть, жить, веровать в нее, как в Бога, а у меня свой бог. Если не горишь, то станешь вечным мэ-нэ-эсом на кипятильнике… У нас таких «заварниками» зовут, они в лабораториях за чай отвечают…

– Значит, не горишь селекцией? – ухмыльнулся Асафьев. Помолчал, потом продолжил доверительно: – Но ведь у нас тоже селекция. Только человечья. Защитить полезных, выполоть сорняки… Выработать необходимые обществу качества, удалить вредные…

– Игорь Олегович, именно поэтому я считаю, что не зря потерял четыре года и…

– Пять лет, Валера. Можешь на меня сердиться, но я попрошу тебя все-таки получить диплом. Места у меня есть, но хочу, чтобы ты подумал и все взвесил. Иногда нам приходится делать страшную работу… И раз войдя, ты уже не выйдешь…

– Я иду по идейным соображениям, Игорь Олегович!

– Понимаю. Но идея – одно, а жизнь иногда… Хочешь, дам первое задание, как пока внештатному сотруднику?

– Я с удовольствием. Я вам верю.

– А сможешь шпионить за девушкой своего двоюродного брата, а? – Игорь Олегович хихикнул, как змей-искуситель.

Валера был подавлен, но умолк, ощущая какой-то мерзкий холодок по спине. Развенчивалось последнее святое, ради чего еще можно жить. Не ради же гибридизации… Но Асафьев был недурным психологом, он тут же довесил:

– Не хочешь, не берись, дело добровольное. Но это наша работа. Она распространяла книжечки церкви мормонов, пятидесятников. В ущерб, кстати, православной вере – это к сведению некоторых верующих… – Асафьев снова хохотнул. – По-твоему, мы не должны за ней наблюдать?

– Конечно, должны! – всплыл с илистого дна пессимизма Валера. – А как ее зовут?

– Елена Баланова, студентка Университета, филологический…

– Она давно не Пашкина девушка, – как-то успокоенно заверил Вишнев. – Знаю я эту историю… Я уж думал, неужели снова?! Пашка ее сразу оставил и врет по телефону, что уехал навсегда.

– Жаль девчушку! – вздохнул Асафьев. – По-человечески жаль. Она ведь от Павла Вишнева забеременела… С точки зрения гражданской не могу его осудить… Но все-таки! Бояться нас нечего, мы не звери, оступившегося и простить можем, коли поправится…

Валерка молчал. Пашка, родной, ближайший кумир детских забав, предстал вдруг в каком-то неприятном свете, в роли подлеца и карьериста. Никогда, никогда честный человек не может бросить свое дитя, свое продолжение на земле. Ленка, может, и виновата, а ребенок?

Вспомнилось, как трусливо приближался Пашка к телефону и менял голос, произнося банальное «Алло». То по часу с ней трепался, а то вдруг в один день: «Меня нет, нет и не будет!» И то, что полковник Асафьев, перед которым, фактически, Пашка выслуживался, осуждал такое поведение, притягивало к Комитету с еще большей силой, страстью, энергией. Настоящее рыцарство всегда привлекает, полковник не зря ел свой хлеб и умел разговаривать с неоперившимися юнцами…

– Тогда это твой семейный долг, Валера! – вздохнул Асафьев сочувственно. – Надо позаботиться о девчонке, опять попадет в махровые лапы реакции, будет дитя в детдоме…

– Я возьмусь за это дело, Игорь Олегович! – решился Bалера. – И докажу, что не слюнтяй, и могу у вас работать…