– Эй, Лисса? – позвала бабка Гретта. – А ну заходь! Да не боись, ушел Саврасушка, нет никому дела до твоих кудрей.
Я прошмыгнула в открытую калитку и отправилась за бойко шагающей колдуньей. Изба у Гретты была крепкая и теплая, на зависть соседским бабам. Уютно потрескивали поленья в печи, на столе румянились едва испеченные пироги с капустой. Беляш, выпущенный из плаща, тотчас убежал в комнату, где через пару мгновений жалобно мяукнул Пафнутий, до ужаса ленивый фамильяр Гретты. Бабка налила мне стакан теплого молока, пододвинула блюдо с пирогами и участливо спросила:
– Случилось чего?
– Да вроде и не случилось, – я пожала плечами. – Дело тут такое… Говорят, на постоялом дворе у вас маги вольноземские остановились?
– Вон оно чего, – колдунья закусила нижнюю губу. Так она делала всегда, когда волновалась. – Никак обидел кто? – я качнула головой, мол, не обижали. – А ну, рассказывай!
Я и рассказала. Разомлев от сытной еды и тепла, рассказывала я о ненавистном Касаре, который меньшее из двух зол, о синеглазом маге, который враг, но я обязательно ему отплачу. И о том, что боязно мне, никогда раньше такого не было, чтоб так близко к нашему лесу вольноземские маги обретались, они все больше к землям оборотней стремились. Бабка Гретта слушала внимательно, а когда я закончила рассказ, хитро улыбнулась.
– Ты, Лисса, голову не морочь. Кто враг, а кто друг, не по рождению суди, а по делам. Сколько здесь маги те?
– Седмицу, – вздохнула я, вспоминая, когда впервые увидела Иллара в лесу.
– И ни одной ведьмы еще не обидели, – пожала плечами бабка Гретта.
– Так зачем пожаловали? – вспыхнула я. – Не на красоты Диких Земель любоваться же?
– Чего не знаю, того не знаю, – вздохнула ведунья. – Ты вот что, ягоды да коренья давай сюда, возьми-ка вон пирогов капустных. И ступай домой. А я как чего узнаю, весточку пришлю.
Я кивнула, собрала пироги, с сожалением натянула на ноги валенки, сунула за пазуху упирающегося Беляша и отправилась домой.
Глава 3
В лесу жизнь шла своим чередом. Колдовали ведьмы, предусмотрительно закрыв на щеколду тяжелую дверь общей избы. Мы с Лаорой решили, что готовятся они к чему-то особенному, оттого и не пускают. Я не возражала, что бы не происходило за закрытыми дверями, а уж точно ничего хорошего. Иногда оттуда доносились радостные возгласы ведьм. Всем известно, что ведьмы Диких Земель радуются лишь тогда, когда получили приток силы. А так как брали они эту силу из живых существ… В общем, я бы с удовольствием держалась от ритуальных приготовлений как можно дальше.
Лаора, напротив, то и дело пыталась сунуть свой любопытный нос то в окно, то в дверь. Однажды и вовсе ухитрилась влезть на крышу, стараясь заглянуть в печную трубу. Домой она в тот день вернулась лохматая, с застрявшими в мокрых волосах ветками и подгнившими листьями.
– Ишь, какие,– обиженно фыркнула сестрица. – Ну ничего, будет и на моей улице праздник! Вот обрету силу…
Она прижала ладони ко рту, будто сболтнула лишнего. Стараясь не выдать волнения, ведь если Лаора обретет силу, я останусь единственной неинициированной ведьмой, я осторожно поинтересовалась:
– Никак и источник приглядела?
– А то, – гордо выпятила грудь ведьма. И тотчас сникла, зашептала, косясь на дверь, – Лисонька, ты только слушай, не говори уж никому. А то мигом в страшной избе запрут, вовек не выберусь! Знаю, никогда дружбы меж нами не водилось, но ведь и смерти ты мне не желаешь?
Я кивнула. Страшная изба оттого так и называлась, что выходили оттуда непременно с серебристой прядью в волосах, а потом две седмицы молчали. Кто-то и вовсе не выходил. Что там происходило – мне неведомо, да только в избе непременно запирали всех достигших девятнадцати зим, когда на примете появлялся заветный источник. И пока ведьма проходило свое жуткое испытание, мужик, не подозревающий еще, какая участь его ожидает, спокойно ел, пил ароматное вино, настоянное на зимних ягодах, да в баньке заговоренной парился. Там очищалась его сила от проклятий, которые могли бы перейти на ведьму, а разум – от воспоминаний. Вот и встречались они: чистый духой и телом мужик и ведьма, пережившая испытание нечистой силой.