Гарри понятия не имел, в котором часу он выскользнул из постели. Он бесшумно оделся, прокрался между кроватями к дальней стене и распахнул окно. Оттуда повеяло холодом, и спавший поблизости заворочался. Гарри выбрался на пожарную лестницу и осторожно прикрыл окно, прежде чем слезть на землю. Затем он по краю обогнул газон, по возможности укрываясь в тени от полной луны, высвечивавшей его, словно прожектор.
С ужасом мальчик обнаружил, что школьные ворота заперты. Он двинулся вдоль стены, выискивая малейшую трещинку или выбоинку, с помощью которой смог бы преодолеть эту преграду и вырваться на свободу. Наконец он заметил выпавший кирпич и сумел подтянуться и усесться на стену верхом. Гарри сполз по другую сторону, повиснув на кончиках пальцев, мысленно помолился и прыгнул. Приземлился он не слишком удачно, но вроде бы ничего не сломал.
Едва опомнившись, он побежал по дороге, поначалу медленно, но затем все быстрее и быстрее и не останавливался, пока не добрался до порта. Ночная смена как раз возвращалась с работы, и Гарри с облегчением обнаружил, что его дяди не видно.
Когда последний портовый рабочий скрылся из виду, мальчик медленно пошел вдоль пристаней, мимо ряда пришвартованных кораблей, тянувшегося вдаль, сколько хватал глаз. Он заметил гордую букву «Б», украшавшую одну из труб, и вспомнил о друге, который сейчас, должно быть, крепко спит. Будет ли он… Но его размышления прервались, когда он остановился перед железнодорожным вагоном Смоленого.
Гарри задумался было, не спит ли, случаем, и Смоленый, но тут же получил ответ на свой вопрос.
– Нечего там торчать, Гарри, – послышался голос, – заходи внутрь, пока не закоченел до смерти.
Мальчик открыл дверь вагона. Смоленый Джек уже чиркал спичкой, пытаясь зажечь свечу. Гарри плюхнулся на сиденье напротив.
– Ты сбежал? – спросил его Смоленый.
Этот прямой вопрос настолько застал Гарри врасплох, что он замешкался.
– Да, – наконец выпалил Гарри.
– И поэтому пришел рассказать мне, по какой причине принял столь важное решение.
– Я ничего не решал, – возразил Гарри. – Все решили за меня.
– И кто же?
– Его зовут Фишер.
– Учитель или ученик?
– Староста нашей спальни, – поморщился Гарри.
Затем он рассказал Смоленому обо всем, что произошло за его первую неделю в школе Святого Беды.
И снова старик застал его врасплох.
– Это моя вина, – заключил он, когда рассказ подошел к концу.
– Почему? – удивился Гарри. – Вы не могли сделать для меня больше, чем уже сделали.
– Нет, мог, – возразил Смоленый. – Мне следовало подготовить тебя к такому виду поведения в обществе, которым не может похвастаться ни один другой народ на земле. Мне стоило подробнее остановиться на важности галстука старой школы[17], а не на географии и истории. Я отчасти надеялся на перемены после войны, которая должна положить конец всем войнам[18], но в школе Святого Беды все, очевидно, осталось по-старому. – Задумчиво помолчав, он наконец спросил: – И что же ты собираешься делать дальше, мальчик мой?
– Убегу в море. Я завербуюсь на любой корабль, который меня возьмет, – заявил Гарри, пытаясь придать своему голосу бодрость.
– Прекрасная мысль, – одобрил Смоленый. – Почему бы и не сыграть на руку этому Фишеру?
– Что вы имеете в виду?
– Ну как же, ничто так не порадует Фишера, как возможность рассказать дружкам, что у уличного попрошайки оказалась кишка тонка – с другой стороны, а чего вы ждали от сына портового рабочего и официантки?
– Но Фишер прав. Я ему неровня.
– Нет, Гарри, твоя беда в том, что Фишер сам понимает: это он тебе неровня и никогда ею не станет.
– Вы хотите сказать, что мне следует вернуться в это ужасное место?