Мог лежать так часами и лишь птицы составляли ему компанию. И то только слышал их. Замирал без движения, пока солнце не поднималось высоко в небе и не начинало слепить. Тогда поднимался и двигался по берегу к самой реке, где расставлял небольшую сеть. Иногда пытался ловить рыбу самодельным копьем. Бывало, даже получалось насадить форель на заточенный ножом сук.

Он жил как животные. По принципу – живи и пусть живут другие. Не брал больше, чем ему необходимо, не оставлял после себя горы пропадающей еды и мусора. Одной такой рыбы ему хватало на несколько дней.

В иной раз просто шел, без какой-либо цели. Проходил несколько километров, глядя вниз, в воду. Собирал по пути ягоды, дикие яблоки. На одном участке берега как-то набрел на заросли лесной малины. И долго стоял перед ней, сначала набрав горсть ягод, а после уставившись на свою ладонь.

Поняв, для кого он собрал ягоды, медленно развел пальцы, и малина посыпалась на землю. Стоял и смотрел, как она падает.

В тот раз он едва не сорвался. Подумав об одной тарелке на столе, одной только подушке на жесткой кровати и о пустом доме, совсем не ожидающем его возвращения. Никто не озаботится им, кроме Сайгена, да и у того свой интерес. Что бы ни говорил, но действия его разнились с речами, встреча с Аманом еще раз это доказала.

Шейд опустился рядом с кустами, схватился за ветки, исколов все руки. Едва справился с желанием спрыгнуть вниз, с отвесной стены, под которой ревел уже не ручеек, а полноценный стремительный поток, обтачивая камни, усеивающие русло, до опасной остроты. Вогнал пальцы в землю, давя злосчастную малину, задыхаясь, и кричал ввысь, почти не слыша свой голос из-за грохота воды. Имя Сайгена, чтобы не забыть. Что он еще должен здесь остался, на этой земле. И эхо возвращало ему крик вместе с ветром, осушая мокрое лицо.

В дальнейшем он обходил это место стороной.

Множество потоков, стекающих с вершин Инисии, пересекаясь, перекручиваясь, в итоге собирались в один бурный вихрь, неуправляемый по своей мощи. Он несся вниз, бился в скалу и разлетался мелкой пылью, издавая глубокие, низкие стоны. В одном месте русло сужалось, и один берег был пологий. Шейд ходил по другому, по отвесной скале.

По самому острию, кутаясь то в одеяло, то в куртку. Всматриваясь вдаль, где среди зеленых полей, касаясь искрящейся синевы горизонта, исчезала, растворялась водная стихия, снова расползаясь на мелкие неглубокие и спокойные ручейки.

Дышать стало легче, немного прояснилось в голове. Сайген как чувствовал его – в наступающих сумерках Шейд различил его силуэт неподалеку. Мельком подумал, что опять наступила суббота.

– Не заметил, как прошел день, – сказал ему вместо приветствия. Развернулся и направился обратно, к вершинам, пламенеющим в последних лучах солнца, в сторону дома. Сайген пошел за ним, не стараясь догнать. Держал расстояние.

– Ты ел?

– Да. – Шейд не обернулся. – Был в доме? Там остался кусок зайца.

– Сразу к тебе пошел. Еще не заходил. Как ты здесь?

Шейд будто не услышал вопроса, перепрыгнул через валун, Сайген преграду обошел. Охватил взглядом окрашенные сизыми тенями каменные массивы, клонящиеся над долиной, небольшие холмы, росшие без малейшего порядка под этими волнами. Вдохнул полной грудью.

– Хорошо здесь.

– Да.

– Шейд…

– Не надо, – Шейд на миг оглянулся через плечо, а Сайген едва уловил это движение. – Не порть ничего. Просто иди. Просто дыши. Прекрати думать. Здесь это мешает жить.

Продолжая шагать, Сайген не заметил россыпь камней в высокой траве, врезался в кучу ногой. Легкие кроссовки не защитили пальцы, зашипел и запрыгал на одной ноге. Шейд, услышав, все же остановился. Потоптался немного на месте.