– Ох, что-то боязно мне. Чую от них чем-то таким прет, чем не должно от обычных людей. Может, обернусь? – тихо, с надеждой в голосе уточнил волколак, склонившись к Лису. – Я так лучше чую, да и в драке крепче буду.

– Не смей! – тихо, но грозно предупредил боярин. – Еще не хватало с тобой бед. Их и так у нас сейчас – неводом таскай. Хватит скулить – будь готов.

– Да я и готов, – в голосе волколака не было уверенности, и Лис напомнил.

– Ты же сам жаждал доказать в бою свою верность делу? Ну вот – радуйся – пришло время.

– Так-то оно так. Только резни лицо в лицо, не оборачиваюсь, я жаждал где-то, так же сильно, как голодный – срать!

– А ну без разговорчиков этих мне. Соберись и будь готов, сказано!

– Да я и готов, – проворчал волколак, крепче сжимая рогатину. – Только чегот душу гложет – как будто мы не сделали чего-то.

– Ну?

– Ну, ты ж у нас ратный муж из видавших всякое? – возмутился Лесобор. – Разве мы не должны там – ям накопать, а в них всякие колья снизу натыкать? И чтоб колья – дерьмом намазанные? Чтоб, даже если не насмерть или заразу – хоть чтоб обидно было?

– А что – мне по душе, – хмыкнув, поддержал боярин. – Лепо придумано! Может, прям сейчас этим и займешься? А мы пока – прикрывать стрелою тебя будем, чтоб тебе разбойнички зад не отсекли, пока ты в земле копаешься?

– Не смешно, боярин.

– А я и не шучу, – сурово сдвинул брови Лис. – Хватит дергаться – теперь уже что есть – то и есть. Соберись – нас ждет славное дельце.

Лесобор шумно выдохнул: – Уже жду с нетерпением!

Боярин вновь оглядел приближающихся. Те были на расстоянии трех сотен шагов.

– Бабоньки – закройте глазоньки детям – сейчас будет всякое нехорошее, – громко распорядился Лисослав засевшим под повозкой.

– Боярин-батюшка. Миленький – оборони. Век за твое здравие молиться будем.

– Ладно-ладно, – как можно мягче ответил Лисослав. – Оборонимся, коль по-нашенски пойдет – вона, сколько у нас славных витязей в осаду село. Токмо не шибко шумите там – не привлекайте ворога. Эх, мне б мой десяток – живо бы раскатали мерзавцев!

Оставшийся старый немец так же присел за край телеги рядом с лежащим раненым, берегясь стрел. Седой, явно разменявший седьмой десяток уже давно, он вполне бодро взвел самострел, разложив перед собой следующие болты – чтобы сразу под рукой.

– Добрый гер-боярин, – обратился он. – Сдается мне нам, во что бы то ни стало, надо свалить тех двух, что на телеге. Они, сдается мне, самые опасные.

Боярин одобрительно кивнул.

– А ты понимаешь, немчин. Так и есть. То степняки. Они и вдвоем могут сорвать всю конную атаку твоего хозяина.

– Он мне не хозяин, добрый гер. Я динстман*3, по милости доблестного сэра Рудольфа возведенный в министериалы*4.

– Эвона как. Нихрена не понятно, но ясно, что ты – ратный. Добро, Удо, или как там тебя – бьем по-готовности, – кивнул боярин.

Как он и предполагал – конные разбойники держались позади, на особицу, горяча кровожадными криками и призывами пешую толпу. Тоже хитро и понятно – и в рубку не лезут, посылая сделать черную работу пеших, и, если будет попытка бегства осажденных – легко устроят кровавую бойню отступающим.

Внезапно даже для самого боярина, уже изготовившегося стрелять, наперед всех выскакал один конный с понятой рукой.

– Хотят поговорить? – удивился Лисослав. Для разбойников это было, по меньшей мере, странным.

– К нам едет, – в волнении облизнув губы, выдал очевидное волколак, уставя копье в сторону приближающегося.

– Приходи, Марфуша с гусем – отдеру – потом закусим! – хмыкнул Лисослав, но стрелять не стал – из вежества.

– Кто такие? – проревел всадник. – Как смеете бить наших людей? Что делаете на землях принадлежащих Зверю?