– Ну, у нас-то что…? – отвечал «князю» брат Валерий, пожимая плечами. – Вчера прошвырнулись по местам злачным: походили, поглядели – англичане, как обычно, ошиваются в самых поганых кабаках, в «Медузе» было четверо матросов с линкора. Команда будет – сразу и возьмём одного.

– Нужно будет брать не рядового… Лучше брать какого-нибудь унтера, – размышлял «князь».

– Значит, возьмём унтера, – заверил его брат Валерий.

– Только лучше сказать нам заранее: они в одиннадцать уходят из кабаков, хоть пьяны в дым, – заметил брат Емельян.

– Это да, – вспомнил брат Валерий. – Видно, отпускают их до двенадцати.

– Брат Тимофей, – великосхимный взглянул на резидента, – как снимешь склад, не забудь подготовить помещение и для… пленного тоже.

– Там хватит места для всего, – заверил «князя» Елецкий. – И для пленного и для лаборатории.

Признаться, Елецкий немного, самую малость, обижался на брата Ярослава. Всё-таки и сам брат Тимофей не был здесь человеком случайным. На должность резидента святые отцы кого угодно не назначат, тем не менее великосхимный никак его среди других братьев не выделял. Нет, брат Тимофей искал не благоволия старшего опричника, не расположения и отдельного какого-то статуса; Елецкий рассчитывал, что «князь» хотя бы поделится с ним своими планами. Но ничего подобного не происходило, и брат Ярослав никогда не отзывал его в сторону на приватный разговор. И, может, поэтому гамбургский резидент, чтобы хоть как-то прояснить планы руководства, произнёс:

– Может быть, будут ещё какие-нибудь указания?

– Указания? – переспросил всё в той же барской, чуть ленивой манере великосхимный.

– Ну, может, пожелания какие будут? – уточнил брат Тимофей.

– Да нет у меня особых пожеланий, – продолжал «князь». – Вернее, есть одно, так я его уже оглашал неоднократно. Но ежели желаете, братия, то я его вам повторю: времени у нас мало, други мои, так что надобно нам не мешкать.

И тут резидента неожиданно поддержал казак; он чуть вкрадчиво, чтобы, не дай Бог, не прозвучать вызывающе, спросил:

– Брат великосхимный, дозволь спросить?

– Конечно, брат Емельян, спрашивай, коли интересно, – милостиво разрешил руководитель.

– Вот мне интересно, к чему вся наша суета – к делу, не к делу? Непонятно. Какой у нас план? Может, хоть малость просветите нас, а то бродим впотьмах да в догадках.

– План? – теперь брат Ярослав перестал поигрывать флаконом для духов. Он уставился на казака своими большими, чуть навыкате, серыми глазами и ответил со вздохом: – А хорошо было бы, если бы был у меня план, – он чуть помолчал и добавил: – Вот только никакого плана у меня нет.

– Нету? – удивился брат Емельян. После чего оглядел всех остальных присутствовавших на предмет: вы что-нибудь понимаете?

А брат Ярослав тем временем смиренно продолжал:

– Всё, что мы сейчас делаем… Так это…, – «князь» опять вздохнул, – как говорит мой знакомый лекарь – согласно предписанным процедурам.

– Процедурам? – задумчиво и удивлённо повторил за ним Тютин.

– А что же ты, брат, думал? – вступился за «князя» брат Валерий. – Приедет великосхимный и одним мановением длани свершит чудо, что будет не хуже чудес Николая Чудотворца?

– Ну так мало ли…, – разводил руками казак. – Всё-таки сам брат Ярослав.

И тут снова заговорил брат Ярослав:

– Ваша вера в меня, братии, большую мне силу даёт, но и вы уж не плошайте. Так что… Работаем, братья. Работаем, но и молиться не забываем. А тот, кто работает и про Бога помнит, тому Господь обязательно путь укажет.

Тут уж с великосхимным никто спорить не стал.

***

И всё-таки она была неспокойна. Эта затея Генриха казалась ей очень опасной. Дева даже спала плохо, а как встала и умылась, решила подготовиться к неожиданному отходу. Пересчитала все оставшиеся у неё деньги. Их было не так уж и мало, но и не столько, чтобы можно было ни о чём не волноваться. Зоя поделила деньги и всё, что у неё было, на две равные части. Потом взяла один комплект одежды: платье, бельё… То, что похуже, туго скатав в рулон, уложила в саквояж. Также уложила всё, что ей не могло пригодиться сейчас. Очень жаль, что у неё не было лишнего оружия. А ещё девушку волновало отсутствие новых документов. Паспорт на имя Гертруды Шнитке был единственным её удостоверением. Это могло осложнить отход. Билетами на дирижабли, гостиницами и всем подобным без паспорта обзавестись было сложно. Впрочем, она знала, как в случае надобности обойтись и без удостоверения личности, но это заметно осложняло и удорожало существование. Девушка собралась и, прихватив саквояж и зонт, выбежала из дома, с удовольствием отметив, что господина домоуправляющего нет поблизости. Она быстро пошла в сторону кладбища.