– Обстоятельства, дорогой мой брат, обстоятельства, – отвечал ему с некоторой грустью Павлов.

– И что же это за обстоятельства? – не отставал от него Тютин.

– А ты почему интересуешься? Может быть, в мои исповедники намереваешься? – отвечал ему брат Валерий, глядя на казака теперь уже без грусти, а скорее внимательно и даже не очень доброжелательно.

– Да нет же, не собираюсь я к тебе в исповедники, – сразу ответил Тютин. – Какой из меня исповедник…

– И из меня так себе, и посему предлагаю заняться тем, к чему мы с тобой, брат, способности имеем. Чего там брат Аполлинарий говорил про кабаки, где бриташки собираются?

– «Морской лев», – сразу вспомнил брат Емельян. – Самый известный кабак, где они ошиваются.

– И в него мы…, – начал Павлов.

– Конечно же, не пойдём, – закончил за него Тютин. – Надобно нам идти в «Медузу». Где ошивается вся шваль и рвань.

– А где он находится?

– По карте полчаса ходьбы отсюда, у реки. В доках.

– Полчаса? Тогда возьмём извозчика, – решил брат Валерий, и брат Емельян не стал возражать: извозчика – так извозчика.

Глава 9

– У нас всё готово, – с неподобающим для истинного монаха самодовольством заявил брат Вадим.

– Нашли подходящий чердак? – интересовался «князь».

– Не чердак; там рядом со входом на верфи два дома многоэтажных, в них работяги живут, вот в одном из них на четвёртом этаже сняли комнатушку. Люд там простой, часто комнаты снимают подёнщики, так что брат Аполлинарий никого там не удивит, если, конечно, оденется соответственно и не будет сверкать своими белоснежными манжетами и манишкой.

– До проходных недалеко? – спросил брат Вадим. Как человек технически грамотный, он собирался работать с Квашниным.

– Метров двести. Не больше, – по памяти прикинул брат Тимофей.

– Двести метров? – Варганов и Квашнин переглянулись. И Варганов сказал: – Многовато.

– Многовато, – подтвердил Квашнин.

– Проблемы? – поинтересовался брат Ярослав.

– Мы купили стандартный «Фогтландер» с объективом Пецваля, у этого объектива фокус не более пятидесяти метров.

– Нужна новая камера? – спрашивает великосхимный.

– Новый объектив, – отвечал ему Квашнин. – Сейчас «Цейс» делает отличные объективы с фокусом на двести и на триста метров.

– К завтрашнему дню всё должно быть готово, – продолжал «князь», – напоминаю, братия, у нас очень мало времени.

– Тогда нужно поторопиться и с лабораторией для проявления негативов, – напомнил брат Вадим.

– Я уже присмотрел один склад, – сразу произнёс брат Тимофей, – давно присмотрел, там очень тихое место, завтра же выясню, свободен ли тот склад ещё.

– В лаборатории должно быть темно, – напомнил брат Вадим.

– Будет, будет, – кивал Елецкий.

– Ну а у вас что? – теперь брат Ярослав обратился к Павлову и Тютину.

На левом его запястье толстая золотая цепь, пять раз обёрнутая вокруг руки. И на ней, по последней моде, болтается тяжёлый хрустальный флакон с духами, величиной с небольшое яблоко. Тютин смотрит на «князя» внимательно. Бывшего военного немного удивлял тон великосхимного. Не монашеский у него тон. Не смиренный и не братский. Ведёт себя брат Ярослав… Нет, не надменно, а скорее снисходительно. Он напоминал казаку родовитого генерала, который на военном совете говорит со своими офицерами хоть и милостиво, но без интереса, не вникая, рассеянно, будто мнение их его и не очень-то интересует, так как мыслями он уже на обеде или, к примеру, на ужине и на балу у городского головы или предводителя местного дворянства.

«Неужто он и вправду княжеского рода?!», – недоумевает Тютин, глядя, как лениво поигрывает хрустальным флаконом на своём запястье его великосхимный начальник.