– Понял. Там напротив ворот верфей есть хорошие чердаки, может, какой подойдёт, – припомнил Елецкий. – Мы с братом Емельяном, – он взглянул на казака, – займёмся этим прямо сейчас.

– Займитесь; а как освободитесь…, – теперь великосхимный поглядел на Тютина, – ты, брат Емельян, с братом Валерием прошвырнитесь-ка по кабакам, где ошивается британская матросня.

– Зачем? – сразу оживился казак.

– Надо будет найти самого драчливого забияку с линкора, желательно какого-нибудь унтера, а не простого матроса.

– Так, ага, – сразу стал вникать в суть дела Тютин. – А для чего он нам надобен?

– Для разговора, – отвечал ему брат Ярослав.

– А! Типа «языка» взять для допроса! – догадался казак.

– Да, «языка» для допроса, – кивнул великосхимный. – Вот только он нам понадобится, когда брат Аполлинарий и брат Вадим сделают нам фотографии офицеров с линкора. А пока только приглядитесь к ним.

– Всё понял, всё сделаем.

– Брат Валерий тебе в помощь будет.

И тут Тимофей Сергеевич Елецкий всё-таки спросил:

– Так у тебя, брат Ярослав, есть мысли по поводу дела?

Этот вопрос был не праздный, все хотели знать, есть ли у руководства план, чтобы ободриться, чтобы понять, что все их усилия не были и не будут напрасны. Но вместо этого великосхимный как-то уклончиво сказал:

– Мысли-то у меня всегда есть, – а потом ещё добавил всё так же туманно: – Они у меня на всякое дело имеются, да вот не на всякое дело правильных мыслей у меня хватает.

Елецкий поглядел на него искоса, вроде в этом взгляде было и восхищение – вельми великомудр брат во Господе Ярослав, – но и недоумения в глазах резидента хватало тоже. После он вздохнул, и на этом стали братия из квартиры расходиться. Но перед тем, как выйти первым, Тютин, улучив момент, спросил у Елецкого:

– Так что он сказал-то? Есть у него мысли?

– Поди пойми его, – пожал плечами гамбургский резидент. – Тебе сказано с братом Валерием пройтись по кабакам в порту, вот и собирайся.

***

Герцогиня знала: если доктор Мюррей хочет с нею встретиться по своей инициативе, нужно ждать чего-то неприятного. Чаще всего это были очередные просьбы денег. Доктор почему-то считал, что делает для леди Кавендиш очень много, и осознание этого рождало в нём избыточное самомнение; но он не знал, что к леди Джорджиане пару раз в год приходят разнообразные доктора типа него самого, которые обещают ей новые способы сохранения здоровья и даже возвращения молодости. Однако герцогиня не спешила их нанимать и просила убедительных доказательств объявленных возможностей. Не догадываясь об этих визитах коллег-конкурентов, Мюррей вёл себя несколько самонадеянно и всегда раздражался, если она отказывала ему в требуемых суммах или пыталась хоть как-то урезать его расходы. Вот и сейчас, когда Джеймс доложил ей, что её желает видеть доктор, она оторвалась от бумаг, в которых делала правки, и поджала губы. А потом с надеждою подумала:

«Может, всё-таки он заведёт разговор о будущей пересадке глаз, а не о деньгах? Впрочем, он большой мастер увязывать нужные операции и новые расходы, придумает что-нибудь про аппарат для гальванизации тканей фунтов за триста или ещё что-нибудь».

В общем, гадать было бессмысленно, и она произнесла:

– Пригласи его, Джеймс.

О, в этот день доктор пришёл к ней в новой, чистой рубахе. Только на манжете левого рукава красовались какие-то коричневые пятна, во всём остальном мистера Мюррея можно было считать чистым. Ну, трёхдневная щетина и сальные волосы до плеч не в счёт.

– Итак, доктор, чем я могу вам помочь? – подслеповато щурясь, спросила герцогиня.

– Я пришёл с не очень хорошими новостями, – Мюррей вздохнул; судя по всему, он и сам был не рад этому разговору.