Яна, глубоко пораженная неистовством и яростью, с которыми парень бросился на нее, просто отступала, на заученных рефлексах уклоняясь или блокируя летящие в ее направлении удары.

Сердце князя было готово вырваться наружу. С безумной силой он сжимал поводья своей лошади; его виски ритмично пульсировали, в глазах устрашающе темнело.

Очень скоро мальчик, впервые взявший настоящий меч в руку, выдохся. Он остановился, махнул еще пару раз и, почувствовав непреодолимую тяжесть в непривыкших к нагрузкам руках, опустил оружие.

К тому моменту временное замешательство Яны уже испарилось. Погрузившись в схватку, она, словно в тренировочном бою, быстро пришла в привычное для себя состояние.

– Ты совсем неумеха! – заключила девочка, подходя к переводящему дух противнику. – Но ты ведь хотел моей смерти…

Мальчик ударил наотмашь, попал в выставленный мечом блок и тут же получил восходящий рубящий по шее. Кровь хлестнула Яне в лицо, невольно заставив зажмуриться. Когда она открыла и протерла глаза, мальчик уже лежал на земле, его истекающее кровью тело еще подергивалось от конвульсий.

Князь подбежал к дочери и, встав на колени, обнял ее.

– Па-ап, он умер?

– Да, доча, умер, – князь судорожно поглаживал дочь по голове, волнение понемногу отпускало его. – Тебе его жаль?

– Не-а. А что с нами происходит, когда мы умираем? То есть после того, когда мы умираем?

– Души умерших забирает Бог Смерти, – князь освободил дочь от объятий, взял за руку и потянул по направлению к огромному дубу.

– Для чего они богу Дари? – Яна хорошо знала, как зовут Бога Смерти.

– Если в жизни он был достойным человеком и храбрым воином, Дари поднимает его душу на небеса. Оттуда умерший может смотреть за великими битвами, за тем, что происходит с его родными, – поведал князь устоявшееся в народе поверье. – А если был злодеем, подлецом или трусом, то всяко забавляется с его душой: палит ее огнем, кипятит в масле, щекочет до умопомрачения…

– М-м, – уходя, девочка обернулась к еще теплому трупу, – этому в небеса не попасть…

После стольких переживаний, сопутствующих первому бою, мысль о новой дуэли князь запрятал в самых укромных уголках своего разума. Любое напоминание о том дне вызывало у него неприятные эмоции, что заставляло тут же переключиться на иные дела или иной предмет размышлений.

Даже когда Яна спросила о следующем бое, он, всегда с дочерью учтивый и обходительный, повысил голос и наговорил ей ненужных грубостей. После ему, естественно, стало совестно, и, желая загладить перед дочерью вину, князь обещал устроить ей новый поединок, но… не раньше чем через полгода.

К означенному сроку дочь стала напоминать отцу о данном обещании. Для Яны тот поединок оставил позитивные воспоминания – первое ошеломление быстро забылось, а вкус победы и совершенно небудничное ощущение смерти, принесенной своей рукой, крепко отпечатались в ее памяти.

Гит был бы рад забыть о том обещании, но слово князя было дано, и нарушить его он никак не мог. Когда оставалось всего десять дней до оговоренного срока, князь позвал Уриса и вместе с еще одним верным и крепким дружинником отправил их с заданием в приграничные земли Корса – найти и незаметно украсть юношу, «не слишком опытного, но и не хлипкого».

Те двое все сделали, как поручено: тайком добрались до приграничного кабака на северной границе Корса, приметили подходящего ванда, а когда тот, крепко выпив, пошел прогуляться, повязали его, погрузили на лошадь и спешно доставили князю.

Князь встретил всю компанию в охотничьем доме, недалеко от того самого злополучного дуба. Не показываясь юноше из темноты, князь огласил ему свои условия.