– С наступающим новым годом… – донеслось уже издалека.


Вот как. Это, значит, я чудак. Нда… Но всё-таки улыбнулся. И дальше пошёл, по сторонам посматривая…


Знаете, а ведь улыбка – это некий символ сакральный. Все, кто улыбается, в ответ тепло получают. В виде душевного расположения или той же улыбки. Поэтому и дворнику, который проход к моей улице, опираясь на огромную деревянную лопату, охранял, я, под воздействием настроения, тоже улыбнулся.


– Чего щеришься? – дворник смерил меня внимательным взглядом. – Новый год ещё не наступил, а уже наклюкаться успел…


И потом как-то по-доброму, завидуя:


– Везу-у-чий… Но ты, земляк, обойди вон там, – рукой на ряды гаражей махнул, – хрен его знает, когда эти сосульки посшибают…


Вон оно что. Голову поднял, смотрю, и правда – на козырьке крыши шебуршат лопатами. Ну что же, дело нужное. Развернулся и через дорогу, по слякоти, на противоположную сторону улицы, к гаражам пошёл – по-другому к дому не попасть никак.


А между гаражей тропу с прошлой зимы, наверное, от снега никто не чистил – по колено. Хотя, следы уже были – видно, не меня первого дворник развернул.


Иду в уме речь поздравительную новогоднюю складываю. Так, мол, и так, поздравляю, мама и папа или как там назвать-то его лучше. Желаю счастья в личной жизни и гладкой семейной дороги…


– оги-и-и… – вдруг откуда-то послышался странный отголосок моих мыслей. Остановился. Прислушался. И снова, но уже громче:


– о-оги-и-и…


Всё, думаю, вот она, конечная станция. Приехали… Голоса слышать начал. И тут буквально из ворот ближнего ко мне гаража, к которому как раз узкая полоска отпечатков ног вела, отчётливо раздался женский голос:


– Помоогиии…


Я в сугроб с размаха, естественно, на помощь прыгнул.


– Кто здесь? – кричу, – Вам помощь нужна? Чего случилось-то?


Женский голос как бы из глубины, как в трехлитровую банку, отвечает:


– В по..реб за огу..цами, .. иху мать, залезла, люк захло..нулся, с..ка. Сижу, б..дь, два ч..са уже…


Вот, оказывается, как бывает.


Калитка в больших воротах гаража открытой оказалась, поддалась легко. Машины внутри, кстати, не было. Голос из-под квадратной крышки погреба в углу пояснил, словно мысли прочитав:


– Машину муж, кобель, при разводе забрал – пусть ездит, расшибется, может, – в этот раз все слова отчётливо получились.


Пока я ручку на люке искал, голос поторопил:


– Чего чешешься-то?! Заснул там что ли?


– Сейчас, сейчас уже, – ответил, ощущая себя бурундуком Чипом из мультфильма.


Наконец, ручка в виде набалдашника из оргстекла нашлась – неожиданно с краю оказалась. Только после двух минут борьбы с ней, понял, что для того, чтобы люк открыть, ручку повернуть на 180 градусов надо. Механизм хитрый, стало быть.


Из темноты на меня подсвеченое гаражным полумраком очень милое женское лицо смотрело. Как показалось, с благодарностью и даже надеждой.


– Ну чего вылупился? – опустило лицо меня на землю. – Руку дай скорее! Продрогла здесь совсем…


Вот тебе и спасибо, бурундук. Но руку-таки вниз опустил.


– На, держись крепче, вытяну сейчас.


– На кой чёрт меня вытягивать-то? Я что, безногая что ли? – и банку с огурцами мне в ладонь сует. – Вынимай вот. Только смотри, чтобы аккуратно!


Так четыре банки солений всяких мне и передала.


– У вас свадьба что ли намечается? – спрашиваю. – Еды столько…


– Сразу видно, бобылем живёшь, – определила меня появившаяся из погреба женщина. Лет ей на вид примерно к сорока, роста не большого. И лицо на самом деле оказалось приятным. – Новогодние праздники-то вон какие длинные, гостей может много прийти. А что им есть, не с собой же нести! Наготовлю салатов, да и так – на закуску пойдёт, если