Взорвали памятник. Это были позорные для истории 1930-е годы. Мундир царского генерала необразованные мужики-рабочие повесили на ограде памятника, а его останки попросту выбросили. Ходили слухи, что в ту же ночь кости собрал деревенский сторож и некая монахиня или, по другой версии, местная учительница. Найденные останки они захоронили в деревянном ящике. Местоположение этой тайной могилы, если она действительно существует, неизвестно.

Конечно, не обошлось без Богдана! Поняв, что сохранить памятник ему не удастся, он направился к полоумному Федьке-сторожу, с которым они часто при полной луне по ночам читали вместе наизусть стихи Пушкина. Федька тоже был поэт, поэтому Богдана Коноплёва видел и понимал. Вместе они собрали сколько успели тех многострадальных косточек и отнесли к Лидии Михайловне, которая до революции, действительно, была монахиней, а сейчас учила сельских ребятишек литературе. Конечно, страшно было и ей, и Федьке-полоумному, и даже Богдашке – духу бесплотному! А кому же было не страшно в позорные 1930-е годы в многострадальной России?

…………………………………..

На берегу речки Колочи, там, где впадает в неё ручеёк Стонец, печальный дух Богдашки Коноплёва в памятные августовские дни вновь не находил себе места, не знал покоя. Опять услыхал он знакомые страшные раскаты боевых орудий. Что ж это такое в мире человеческом? Был конец августа1941 года, немцы подступали к Москве-матушке.

«Стеречь пост, чего бы это ни стоило!» – решил Богдан. И тут ему показалось, что он, словно снова провалился в сон! Над ним наклонился невысокий юноша в пилотке с пятиконечной звёздочкой с большими печальными глазами, носом «пуговкой», прекрасными усами, доброй улыбкой из-под которой степенно так речь лилась:

– Сельцо это моё. Детство здесь прошло. Вернусь сюда обязательно!

– Денис Васильевич, ты что ли? Или обознался я?

– Да, мил друг. Денисом меня звать. Только не Васильевич, а просто Васильев. Здесь я родился, неподалёку. Ты не помнишь меня, наверно. Я у Лидии Михайловны учился. Мне одному она тогда тайну доверила, кто помог останки Багратиона сохранить.

– Как же не помнить, всё помню, Дениска, милый ты мой! – Расчувствовался Богдан. – Как же похож на Дениса Васильевича!

– Да, есть у нас такая семейная легенда, – улыбнулся красноармеец, – будто мы потомки тайной страсти поэта-гусара к крестьянке из его сельца. Кто ж знает? Так-то мы из крестьян.

– Дай-ка, продолжу: ты меня видишь, потому что поэт? – Впервые за последние дни засмеялся Богдан.

– Ну, да. Кропаю стихи понемногу. Говорят, хорошо получается. Вот раздавим фашистскую гадину, буду в Литературный институт поступать. И Лидия Михайловна мне всегда говорила, чтобы я свой талант не закапывал…

Богдан и Денис помолчали, возвращаясь в жуткую реальность.

– Пора мне, Богдаша. Ты стереги Бородино, как можешь. А я должен в часть свою отбыть, 133-го артполка, 32-ой стрелковой дивизии под командованием полковника Полосухина.

– Служу России! – ответил Богдан Коноплёв дух бесплотный…

И вновь многострадальное Бородинское поле было обильно полито кровью русских солдат. В 1941 году его защищала 32-я стрелковая дивизия под командованием полковника В.И. Полосухина, усиленная московскими ополченцами она на 6 суток задержала части 40-го моторизированного корпуса вермахта. Бойцы Полосухина помогли эвакуировать ценности музея Бородинской битвы. Они попросили, чтобы им оставили знамёна полков, сражавшихся в 1812 году. И 15 октября 1941 года В. И. Полосухин распределил их между частями своей дивизии. 322-й стрелковый полк дивизии встал в центре на фронте Беззубово-Бородино. Он оказался непосредственно на Бородинском поле вместе с частями 133-го артполка, погибшего практически полностью…