«Нравится ли кому-нибудь из моего поколения смотреть на этих танцующих девушек? Кто-то получает от этого эстетическое наслаждение? Воздействие телевидения и интернета привело к снижению остроты наших чувств. Вся эта доступность и гиперпоглощение всего притупляет наши чувства радости от простых вещей. Мы стали такими избалованными, что для нас простые танцы стали чем-то обыденным, а не духом веселья и задора.»
– Почему притих? О чём задумался? – спросила меня Настя.
– Ты когда-нибудь задумывалась о том, что нами движет и управляет? Что за сила заставляет нас двигаться и жить? Глядя на жизнь, я не понимаю, чего она добивается и каковы её истинные цели.
– Я о таких вещах не задумываюсь. – ответила она.
– Верно мыслишь, зачем забивать себе голову философскими мыслями и размышлениями? Пускай за нас будут думать другие люди, которые не ведают, что говорят, и не ведают, что творят.
В ответ я услышал лишь молчание, и это был её лучший ответ, ведь она признала мою правоту, и я не был в настроении спорить, особенно в такую жару.
– Эх… – вздохнул я.
«Если бы во всём этом был бы смысл, то ожидание не было бы столь мучительным».
– Потерпи ещё чуток, осталось недолго. – Сказала мне это моя молчаливая одноклассница Катя. Она вытащила из своей сумки тетрадку и дала её мне, не мешкая ни секунды, я прикрыл тетрадкой своё лицо от палящего солнца. – Теперь успокоился? Ты же мужчина, в конце концов, ты должен стойко переносить трудности.
– Благодарю. – сказал я это искренне. – Вряд ли бы мне кто-то помог, если бы я не начал жаловаться.
Настя вновь ударила меня по спине.
– Бесишь, – сказала она явно от злости,– Вроде бы ты говоришь правильные вещи, но почему это так бесит?
– Потому что мне нравится тебя бесить.
И вновь я услышал её долгое молчание.
Традиционный танец девушек плавно подходил к своему завершению. Я с нетерпением ждал того момента, когда палящие лучи солнца перестанут обжигать мою нежную и чувствительную кожу. Ничто не доставляло мне такой радости в этом прекрасном девичьем танце, как видеть его конец. Затем заиграла новая музыка, которая ознаменовала собой следующее представление. Группа учеников сдержанно вышла на сцену, держа в руках национальные инструменты. Они уверенно шагали с высоко поднятой головой и серьезными взглядами, словно направлялись на поле боя, а не на сцену. Школьный двор погрузился в тишину, которую вскоре нарушила группа учеников, начавших энергично играть на народных инструментах.
Настя внимательно и с интересом изучала мое лицо, однако мое лицо выражало лишь безразличие к происходящему.
– Почему я не слышу ваших восторженных комментариев? Вы кажетесь слишком спокойным.
– Ты ожидала увидеть, как я в порыве гнева выйду на сцену, и пойду плясать под эту музыку?
– Я ожидала от тебя чего-то подобного, – с ухмылкой сказала она, – Ты непредсказуем, как сама погода, и от тебя можно ожидать чего угодно.
– Насколько низко я пал в твоих глазах? – ответил я, изображая обиду. – Мне скучно… хочешь, чтобы я прямо сейчас заглянул в будущее?
– Ты умеешь заглядывать в будущее? Ну давай же, покажи, на что ты способен, – ответила она без промедления.
– В ближайшем будущем все эти люди начнут плакать, и плакать они будут по собственному желанию.
– Разве можно плакать по собственному желанию? – недоверчиво переспросила она.
– Пожалуйста, сохрани в тайне информацию о моих экстрасенсорных способностях. Это должно остаться между нами, – я сказал это без шуток, а совершенно серьезно.
– Эй! О чём вы там шепчетесь?
– Мы просто воркуем, – ответил я.
Пылкое представление неспешно приближалось к своему завершению. После этого ученики одиннадцатого класса приступили к исполнению вальса, неторопливо танцуя под классическую музыку.