Пришла подружка Люся, принесла аромат ванильных духов, зажгла свет. Даже испугалась слегка, когда обнаружила Виту.

– Господи, ты? Медитируешь? А я подумала – что за фигура… вдруг ребята кого оставили… пьяного… мало ли.

Она вошла в бетонную комнату и поставила на пол пакет с едой. Нагнулась и миниатюрной щеточкой аккуратно почистила замшевые сапожки.

– Проверила, что сделали? Стяжку в спальне? А уровень?.. А Рафик где? Ушел?

– Наверное, – ответила Вита уныло, наблюдая за Люсиным прихорашиванием и полагая ничтожной утрированную заботу о внешности.

– Слава богу. – Люся сняла плащ, бросила его на картонную коробку в прихожей и пожаловалась на бригадира: – Я не могу: он берет меня за руку и гладит. И в глаза заглядывает. Может, у них так принято… но неприятно, ей-богу.

Вита, почуяв во внешних проявлениях родственную душу, посочувствовала Рафику:

– Он в тебя влюблен, – подсказала она.

Люся нахмурилась.

– Нет уж, не надо.

– Кто же спросит, – сказала Вита со вздохом. – В таких делах…

– Что за тон трагический? Давай поедим лучше.

– Петю подождем?

Люся горестно покачала головой.

– У него сегодня драка по расписанию.

Люсин приятель Петя был болельщиком, и раз в неделю в назначенном месте ему вменялось в обязанность драться с болельщиками другой команды.

– Хоть бы нос залечил, – посоветовала Вита.

Люся всплеснула руками.

– Хоть связывай! Как это называется?.. Привычный вывих? перелом? Как новый препод приходит – вся группа Петьке: сделай, мол, носом. И Петька под фанфары делает мордой вбок, и нос у него ложится на щеку, а препод в обмороке. Женщины особенно в восторге бывают… у тебя Макс нормальный, не то что…

Они отправились в кухню – где ремонтные работы близились к завершению и можно было существовать по-человечески, – развернули на барной стойке пакеты, разложили домашние пирожки с капустой, которые пекла Люсина бабушка, разлили минеральную воду с пузырьками и принялись ужинать.

– Я придумала, какие стены в ту комнату, – сказала Вита, набивая рот. – Завтра нарисую.

– Ладно, – согласилась Люся, смахнула крошки с клетчатой юбки и, приглядевшись к подруге, спросила:

– Ты чего в миноре? С Максом поругалась?

Вита ждала этого вопроса для того, чтобы услышать собственный ответ. Потому что она не знала, как сформулировать произошедшее. Она приложила руку к холодному стакану, а потом к горящей щеке и ко лбу, чтобы немного успокоиться.

– Я, кажется, влюбилась, – проговорила она виновато. – Не знаю…

Люся заморгала перламутровыми веками. Ей казалось, как разумеющееся, что подруга давно влюблена – ведь она встречается с Максимом, значит, их отношения объясняются естественно.

– В кого?

Вита замялась.

– В Павла Сергеевича.

– В кого-кого? Из института кто-нибудь?

– Нет же! В отчима… ну, мужа маминого.

Люся поставила стакан, поправила воротничок блузки, покачала головой, взглянула на Виту и спросила, чуть заикаясь от смущения:

– Он что, к тебе приставал?

Вита даже засмеялась.

– Ты что, он? Он слов-то таких не знает.

Люсино смущение усилилось, она покраснела и, чтобы скрыть это, откусила пирог и запила водой. Она явно не знала, что говорят в таких случаях.

– Кошмар… И что делать думаешь?

– Не знаю, – созналась Вита. – И так мысли скачут весь день. – Она, видя, что Люсе разговор неприятен, да и мало что недалекая подруга подскажет ценного, переменила тему: – Я придумала, как стену…

Люся снова покачала головой и перебила.

– Покайфуешь – и забудь, как страшный сон. Это же мама… – добавила она.

– Мама… – повторила Вита машинально. Она надеялась, что Люся или поймет ее, или даст убедительный совет, но выходило по-другому.