Словом, всё просто, как лопата. Нужно быть ответственным, внимательным, дисциплинированным, вежливым и предупредительным к покупателям и персоналу – и этого, как говорится, за глаза и за уши. Для журналистов тут нет ничего сверхъестественного и обременительного: нам всё это свойственно в десятикратном размере – а кому не свойственно, в нашей среде либо не задерживаются, либо любыми средствами выбиваются в начальники, что, впрочем, одно и тоже.

Так в чём же тогда новый опыт, спросит внимательный с первых же строк читатель. О, его немало! Например, чем себя питать.

Обеденных перерывов у охраны, как и у продавцов нет, так что домой, если кто, как и я, живёт рядом, не сбегаешь, да и в окрестную харчевню не заглянешь. Поэтому работники «Строителя» едят в специальном помещении в служебной зоне магазина, а охранники – прямо в дежурке, в непубличные, как я уже писал, часы. Едят, естественно, принесённое из дома или купленное по дороге на работу и разогретое тут же в микроволновках. И вот тут-то меня и поджидал новый опыт: прежде всего – а что же с собой принести.

Возможно, у большинства читателей это вызовет лишь улыбку, но я за всю свою трудовую жизнь в подобном положении не был ещё никогда. Самой первой моей редакцией, где я работал по окончании университета штатно, была, как вы помните, газета ТуркВО «Фрунзевец». Учреждение это военное, даже мы, его гражданские сотрудники, назывались служащими Советской Армии. И в нём, как в любой в/ч, был военный буфет. В подобных буфетах своих обедов не готовили, а привозили готовые первые и вторые блюда из большой столовой окружного дома офицеров – любимого всеми ташкентцами моего поколения ОДО (там, кстати, были лучшие в моё время в городе новогодние ёлки, куда билетов было не достать, как в Большой театр), а более старшими – ДКА, то бишь Дома Красной Армии, а вот моим папой, скажем, и его ровесниками, так и вообще Военного собрания – единственного в XIX и начале ХХ века культурного центра Ташкента. Теперь уж его вроде, говорят, снесли – мустакилликнутым людям это наследство великой империи, которая их предков хоть и завоевала, конечно, зато навсегда принесла мир и покой в их дома, избавив от угроз периодической резни, членовредительства и прочего средневекового насилия со стороны кокандских ханов, не давало спокойно кушать плов и шурпу.

Так вот, два года работы во «Фрунзевце» я столовался исключительно там: было совершенно копеечно и очень при этом вкусно, а главное – прямо во дворе редакции и типографии, никуда и ходить не надо. Обеды привозили солдаты в огромных защитного цвета флягах-термосах – кто служил в армии, тот их видел. Любимая всеми нами вахтёрша Алия Сулеймановна сообщала первому, мимо неё проносившемуся с задания: «Обед привезли», – а от него уж эта весть разносилась по обоим этажам толстостенного здания на Сапёрной, построенного задолго до революции.

И всё же первой всегда выходила обедать из своего кабинета секретчица-кадровичка Нина Страдоновна – у неё был изумительный, почти как у моего папы, почерк, полный порядок в делах и абсолютно никакой, в отличие от журналистов, в них срочности, а потому – безусловное преимущество в столовской очереди.

Последним же зато, как правило, вбегал вечно взмыленный, с последним недописанным словом на губах мой учитель Лев Савельев. Кривился, характерно щуря правый глаз, от вида живописного зигзага скопившейся очереди и начинал шнырять поближе к кассе – мол, кто-то тут мне занимал. Но где там!

– Лёва, а ну-ка в очередь! – тенорково гаркал начальник отдела боевой подготовки подполковник Анатолий Белощук.