Я кофе практически не пью – и не потому, что, вслед за тётей Ниной, презираю растворимый «капрон» (вовсе нет) или ленюсь обжаривать его и молоть, а потом виртуозно, как она, варить его в медной джезве, нет, просто для меня, азиата до мозга костей, кофе вовсе не мой напиток. Поэтому я налил утром первого рабочего дня себе чаю и сделал только «тёти-Нинин бутерброд»: хлеб и масло непременно одинаковой толщины. И с этим в желудке отправился на работу.

Первый день выдался нервным: мне то и дело казалось, что делаю что-то не так, хотя Манон успокаивал и заверял: всё нормально. О еде вспомнил лишь по сигналу желудка после пяти вечера, когда сменился с поста в торговом зале. Принёс из холодильника мою любимую гречечку, поставил в микроволновку и только тут вспомнил, что не спросил, что с ней делать. Мимо шмыгнули курить на крыльцо продавщицы, но оказалось, что у них наверху микроволновка другой модели и что делать с этой они тоже не знают.

Можно, конечно, попробовать методом тыка: он эффективен при соблюдении осторожности. Поэтому поставил излучение на среднее, а время – на две минуты. Каша стала чуть тёплой, но больше я рисковать не решился, такою и пообедал. А когда вечером прощались с уходившим домой Маноном, спросил у него, то оказалось, что время я ставил правильно, а вот излучение надо на самый предел.

Утром, умывшись, я так и сделал. И выбросил то, что спеклось в прогоревшем на днище контейнере – хорошо, что к приходу администратора вентиляция почти вытянула запах гари.

Совет Манона не имел у этому казусу никакого отношения. Это я шляпа! Оказывается, как прочитал, ища разгадку, в интернете, разогревать пищу надо в контейнере либо со снятой, либо хотя бы с приоткрытой крышкой, – а я наоборот закрыл её поплотнее. Контейнер я выбросил вместе с останками каши. А с новым подобного уже не случалось.

В целом же, моя кормовая «диспозиция» оказалось верной. Спалённую кашу компенсировали яйца, а также блинчик, превращённый в микроволновке в симпатичный мясной пирожок.

Но и я сам привнёс кое-что в рацион бдящей охраны. Есть ведь надёжное средство поддержания работоспособности и выносливости – шоколад. Но не какая-то молочная «Алёнка», разумеется, а горький, не меньше, чем 70-процентный. Лучше всего, конечно, гомельского «Спартака» или минской «Коммунарки», но к нам их завозят нечасто. Зато самарская «Россия» торгует им повсюду. Народ не особо берёт, ибо это не лакомство, поэтому я без конца покупаю по скидке – всего-то по 40 рублей. На таком шоколаде можно без еды продержаться целый нелёгкий рабочий день. Причём, не только на земле…

…Августовская ночь 75-го года. Военный аэродром Зябровка в 20 километрах от Гомеля. Вдоль взлётно-посадочной полосы стоят длинной шеренгой красавцы Ту-22, отражая дюралевыми округлостями разноцветные аэродромные огни. Ревут взлетающие и садящиеся драконы.

– Ну что, корреспондент, ещё не поздно и переиграть, – говорит мне с надеждой начальник ночных полётов чернявый подполковник авиации по фамилии Беленький.

Мы стоим на верхотуре командного пункта – башни под стеклянным куполом, откуда происходит управление полётами 290 отдельного дальнего разведывательного полка.

Я упрямо мотаю головой. Мне, приехавшему в Зябровку по заданию «Комсомольской правды» разбираться по письму в редакцию солдата, от которого, как он считал, требовали больше положенного, стоило неимоверного, можно сказать – нечеловеческого труда уломать командование разрешить слетать на одной из «тушек» на «точку». Дело дошло до командующего авиацией Белорусского военного округа. Меня сперва собирались чуть не пинками вытурить за несусветную наглость из части, но потом в военном механизме соскочила какая-то неведомая собачка, и пришло по ВЧ разрешение, повергнувшее лётчиков в ужас – это ж ответственность какая! А ну как дуба даст в стратосфере сопливый корреспондент, плевался комполка полковник Опарин.