– Вы хотите спросить, не обмолвился ли кому-то я? Нет, клянусь в том моей бессмертной душой.

– Хорошо, – вздохнула я. – А хотя бы адрес, по которому проживала мисс Ллойд, вы можете мне дать?

– Конечно, – закивал седенький священник. – Я даже могу написать записку для квартирной хозяйки, иначе она с вами и говорить не станет.

– Спасибо, – поблагодарила я с тяжелым сердцем.

По правде говоря, вряд ли от разговора с домовладелицей будет толк. Разве что покойница вела дневник, в который сунул нос кто-то чрезмерно любопытный и не отягощенный избытком совести.

Дело отчаянно буксовало, версии лопались одна за другой, как мыльные пузыри…

Квартирная хозяйка, миссис Эшби, не понравилась мне сразу. Было что-то отталкивающее в хитром взгляде ее черных глазок и в блестящем, будто намазанном жиром, лице.

– Вам кого, мисс? – поинтересовалась она, вытирая пальцы о засаленный передник.

Ни здравствуйте, ни до свидания. И улыбка неприятная, словно змеится по губам.

– Меня интересует ваша жиличка, мисс Илэйн Ллойд.

– Так она умерла, – пожала плечами миссис Эшби и попыталась захлопнуть дверь.

Не на ту напала. Я ловко сунула ногу в щель и помахала запиской от священника.

– Вам отец Марк передал.

Поколебавшись, она все же цапнула бумажку и нехотя ее развернула. Пробежала глазами коротенький текст и буркнула:

– Ну, так чего вам?

Впускать меня дальше крыльца она, похоже, не собиралась.

– Мисс Илэйн Ллойд, – напомнила я. – Какая она была?

– Задавака, – ответила домохозяйка, не задумываясь. – Все нос воротила от местных парней, мол, нехороши для нее. Вот и довоображалась!

– В каком смысле? – удивилась я, оглядывая неказистую улочку. Это не были трущобы в полном смысле слова – во Фриско сыщутся местечки и победнее – однако респектабельным район тоже не назовешь. Грязновато, обшарпано, кое-где в домах вместо выбитых стекол окна попросту забиты фанерой, стены изрисованы похабными картинками и матерными надписями.

Миссис Эшби подалась вперед.

– Так любовник ее прирезал, не слышали разве? Из ревности!

От нее пахло чесноком и резкими дешевыми духами, а в глазах читалось неприкрытое злорадство.

– Не слышала, – созналась я. – Расскажете?

– Долгая это история. Чего ради мне с вами время тратить? Дел невпроворот.

Повторно ссылаться на просьбу отца Марка я не стала: видно же, не поможет. Вместо этого извлекла из сумочки одну из заранее припасенных купюр.

– Небольшая компенсация, – я вложила деньги в ее потную руку, даже не сомневаясь, что именно этого она добивалась с самого начала. Отсюда и показное нежелание говорить, и не слишком убедительная попытка захлопнуть дверь. Вечная игра, правила которой нам обеим были прекрасно известны.

Миссис Эшби подобрела, даже соизволила впустить меня в дом. Когда-то это был неплохой особнячок, но время и хозяева оказались к нему жестоки. Многие годы он ветшал без должного ухода и ремонта, в конце концов его разделили на десяток не слишком просторных квартир (и хорошо еще, сдаваемых не почасово!). Саму хозяйку нисколько не смущали ни облезлые перила некогда добротной мраморной лестницы, ни клочья паутины по углам, ни липкие пятна на паркете.

Я присела на диван, поморщившись про себя. По-видимому, костюм теперь придется отдавать в химчистку, но чего не сделаешь в интересах дела!

По правде говоря, за свои деньги я получила до обидного мало. Не считать же ценной информацией сплетни о личной жизни покойной мисс Ллойд! Тем более, что о самой пикантной части – внебрачном ребенке – миссис Эшби даже не подозревала, пребывая в твердом убеждении, что ее жиличка попросту загуляла на полгода с богатым поклонником. Развеивать ее заблуждения я, разумеется, не стала, аккуратно переведя разговор на обстоятельства смерти мисс Ллойд. Оказалось, что убийцу взяли с поличным – он устроил сцену прямо в гримерке и там же, на глазах у танцовщиц и антрепренера, пырнул любовницу ножом. Она скончалась на месте, а пылкого влюбленного приговорили к пятнадцати годам тюрьмы.