Лила Адлер и первые деньги Татьяна Кулакова
Татьяна Кулакова
Лила Адлер и первые деньги
ГЛАВА 1
Сегодня было самое дурацкое утро. Вернее, утро было обычным, и даже приятным: солнечным и теплым. Дурацким его считала голова, выглядывающая из окна панельного дома в одном из спальных районов города.
Утро началось с того, что Наташка (та еще вредина) хлопала дверью комнаты, громко топала, скрипела дверцей шкафа, шуршала пакетом, с грохотом задвигала ящики своего письменного стола и всячески шумела, чтобы разбудить младшую сестру, с которой они жили в одной комнате – и это у нее получилось. Разве это справедливо, когда тебя будят спозаранку в твои законные летние каникулы?
Но это еще ничего. Хуже было то, что соседи этим утром затеяли ремонт, и голова, терпеливо дождавшаяся ухода сестры и готовившаяся вот-вот погрузиться в сон, была вынуждена слушать соседскую дрель, от которой не спасала даже подушка, плотно прижатая к ушам. Казалось, будто соседи задумали продырявить дрелью все свои стены сверху донизу. Уже тогда утро стало дурацким.
Но самым дурацким оно стало, когда голова, оторвавшаяся от подушки и направившаяся в ванную комнату, наступила ногой в Сашкину блевотину – свеженькую и еще теплую.
К слову сказать, голова была не сама по себе: у нее были в комплекте шея, туловище, руки, ноги и все остальное, что полагается четырнадцатилетней девушке – ну, или почти все. Комплект был худощавый и нескладный, и в последнее время с ним происходило что-то странное.
Казалось, что медленно, но верно тело превращается в какое-то чудовище – уродливое, вонючее, волосатое и сальное. Так, например, раньше голова мылась раз в неделю, и ей этого было достаточно – теперь же она каждое утро была вымазана салом: лицо и волосы блестели от жира.
Руки и ноги вытянулись, болтались как плети и не слушались как следует – особенно когда надо было вписаться в поворот. Ступни росли так быстро, что уже не влезали ни в какую обувь, которую носила сестра – а ведь она была старше на два года! Отчасти это было даже неплохо, ведь теперь не нужно было донашивать обувь за сестрой. Но если так будет продолжаться, то впору станут папины ботинки!
В самых неожиданных местах росли волосы. Кожа зудела, и если подмышки можно было спокойно почесать в любое время, то вот кое-где чесать было даже неприлично.
То тут, то там то и дело вскакивали прыщи, а стоило немного вспотеть, как тело начинало пахнуть точь-в-точь как тролль. Это было особенно неприятно летом, когда горячей воды, чтобы помыться, не было.
Обычно голова проводила лето на даче, поэтому профилактические работы, из-за которых в городе отключали горячую воду, не доставляли ей неудобств. Теперь же (из-за Наташки, конечно!) она вынуждена сидеть дома и мыться в тазике.
Можно, конечно, не мыться каждый день. Папа с мамой как будто именно этого и добивались. Папа был крайне недоволен тем, что на ежедневное мытье дочери тратится много воды, и опасался, что в конце месяца получит за воду счет на кругленькую сумму. А мама, весьма наивная и нелогичная женщина, была убеждена в том, что от частого мытья голова будет быстрее становиться грязной – как бы нелепо это ни звучало.
Голова часто мечтала, как было бы здорово, если можно было родиться там, где хочешь: жить в таком доме, где горячая вода есть круглый год, и где у тебя есть своя комната. Быть не младшей сестрой, которая вечно донашивает вещи, а старшей, которой покупают все новенькое. И вообще, было бы неплохо родиться принцессой в королевской семье, чтобы не нужно было самой мыть посуду, пылесосить и убирать Сашкину блевотину!
И еще было бы хорошо самой себе выбирать имя. Чтобы тебя называли не так, как кто-то решил, а так, как тебе хочется. Голова уже придумала себе новое имя. То, которое дали родители, ей не нравилось, потому что чаще всего это имя произносили перед тем, как высказать ей претензии, обвинить в чем-то или заставить ее делать то, что ей совсем не нравится. А новое имя еще никто не знал, и оно было очень даже ничего. Поэтому, хорошенько все обдумав, голова решила, что теперь ее будут звать Лила.
Оглядев двор и не обнаружив там ничего интересного, Лила повернулась к кастрюле, в которой грелась вода на плите, и подумала (а думала она про это каждый день проходящего лета), что она давно была бы на даче, гуляла там с подружками и купалась в речке, если бы не Наташка. Это из-за сестры ей приходится каждое утро греть в кастрюле воду, чтобы искупаться!
Собственно, кто именно был виноват в отсутствии горячей воды, это так до конца и не было ясно. В объявлении, которое висело на двери подъезда с первого июня, воду обещали включить через две недели, но было уже пятнадцатое число, а горячей воды все не было, и никто не знал, когда она появится. А недавно даже холодную воду отключали на целый день! И, хотя вины Наташки в этом не было, вне всяких сомнений она была виновата – в том хотя бы, что летние каникулы Лила проводит в городе.
На кухне появился Сашка. Он вздрагивал каждый раз, когда соседи включали дрель – ее зубодробильный звук долетал даже до кухни. К счастью, затишье между ее трелями с каждым разом увеличивалось: кажется, свободные места на стенах, которые дырявили соседи, постепенно заканчивались.
Понюхав смесь овсяной каши с вареной килькой в своей чашке, Сашка, брезгливо дернув лапкой, принялся закапывать ее, шкрябая когтями по голому линолеуму. Затем он уставился на Лилу, явно ожидая от нее чего-то. Та, понимающе вздохнув, достала из кухонного шкафчика пакет сухого корма и, выудив из него пригоршню сухариков, высыпала их на пол. Сашка радостно бросился поглощать корм. Он так аппетитно хрустел, что Лила тоже решила бросить себе в рот несколько кошачьих сухарей. Задумчиво разжевав их, она пришла к выводу, что сухой корм на вкус действительно лучше овсянки с килькой.
Тут у Лилы проснулся аппетит. Она открыла холодильник в поисках чего-нибудь съестного и обнаружила, что выбор у нее сегодня небольшой: соленые огурцы, Сашкина овсянка, кусочек сыра и комок слипшейся рисовой каши, который жался к внутренней стенке сковороды. Лила знала, что каша в сковородке – это ловушка: тот, кто ее съест, должен вымыть сковородку. Поэтому, взяв кусочек сыра и отрезав ломоть черного хлеба, Лила стала жевать сухой бутерброд, радуясь, что избежала опасности.
Вода в кастрюле закипела как раз к тому моменту, когда Лила с Сашкой закончили завтракать. Вооружившись прихватками, Лила скользнула взглядом по раковине: наверняка куча грязной посуды появилась в ней после завтрака родителей и сестры, и, судя по всему, ели они что-то посущественнее бутербродов. Лила презрительно повела бровью: неужели они всерьез полагают, что ей как Золушке нужно всё это за ними мыть?
Фыркнув, Лила сняла горячую кастрюлю с плиты и понесла ее в ванную. Сашка, задрав хвост, последовал за ней – после сухого корма его мучила жажда, а питьевую миску для него оставляли в ванной.
Пока Лила с недовольным видом выливала кипяток из кастрюли в таз и разводила его холодной водой из-под крана, Сашка шумно лакал воду, разбрызгивая ее во все стороны. В это время из комнаты, расположенной рядом с ванной, вышла бабушка. Ее седые кудри украшала соломенная шляпка, а на руке кокетливо висела сумка под цвет платья.
– Я поехала, – проскрипела она. – Приеду вечером. Если куда-то пойдешь, обязательно закрой окна, выключи свет, выдерни телевизор из розетки и двери закрой на ключ.
Лиле слышала это каждое утро с самого начала лета, каждый раз одно и то же – это очень ее раздражало. Бабушка уезжала на дачу утром и возвращалась вечером, и Лиле было очень грустно от того, что бабушка не берет ее с собой. Может, в этот раз бабушка все-таки согласится?
– Можно я поеду с тобой? – Робко спросила Лила, с надеждой глядя на бабушку.
– Поедешь вместе с Наташей.
Бабушка сказала, как отрезала, и надежда Лилы интересно провести сегодня день шлепнулась наземь, не успев толком расправить крылья и взлететь.
– На мороженку дашь? – Насупилась Лила.
Прежде, чем уйти, бабушка выудила из кошелька мелочь и положила несколько монет на трюмо возле входной двери. Лиле даже не надо было их пересчитывать: она много раз убеждалась, что бабушкиной щедрости хватает только на самый дешевый пломбир в вафельном стаканчике.
Дождавшись, пока Сашка вдоволь напьется и выйдет из ванной, Лила закрылась, чтобы искупаться. Для экономии воды она разработала технологию, благодаря которой на мытье хватало одного таза теплой воды: сначала надо было намочить голову, потом намылить ее, а потом, выпрямившись во весь рост, поливать ее ковшиком – так пена, стекая с головы, мыла все тело. На это уходило половина таза. Потом можно было намылить особо «ароматные» места, и вылить на себя вторую половину воды из таза, чтобы смыть остатки мыла и пены. Технология была уже отработана, но в этот раз, едва начав поливать мыльную голову водой, Лила вдруг оказалась в кромешной темноте – свет в ванной погас.
Замерев с ковшом воды в руках, она прислушалась. В туалете Сашка старательно шкрябал когтями по кафелю – очевидно, тонна воды, которую он только что выпил, надолго в нем не задержалась. Прошло какое-то время, прежде чем Лила различила еще один звук: это старые тапки с резиновой подошвой шаркали по полу.
