Рассказав и объяснив подробности, разумеется, лишь одному Олегу и, напоив чаем гостей, по-родственному обнявшись, проводил их и стал собираться в Москву – «пока свободен».

* * *

Январь 1995 года. Через несколько дней мне 28 лет, а сыну три годика. Грише могло бы быть 36, а его младшей дочери от второго брака шёл только второй год.

Судя по тому, что я знал о последней поездке его жены на Канарские острова, где у неё был бурный роман с управляющим местного автосалона «Mersedes-Benz», по душу которого я должен был ехать по просьбе страдающего мужа ближе к весне, смерть Гусятинского облегчила жизнь всем, а многие и спасла. Дамочка завладела приличным состоянием и фешенебельным домом на островах испанского курорта в придачу с оставшимся чудом – невредимым продавцом автомобилей, и воспитывает дочь.

Власть перешла…

«Кроме вызванных этой смертью в каждом соображений о перемещениях и возможных изменениях по службе, могущих последовать от этой смерти, самый факт смерти близко знакомого вызвал во всех узнавших про нее, как всегда, чувство радости о том, что умер он, а не я.»

(Л. Н. Толстой
«Смерть Ивана Ильича»)

Заметно ли, нет ли, скорее безобразно, но совершенно точно, власть волею случая, ненадолго затерявшись в людских страстях, проявилась в руках уже не одного, но двух людей, возможно, ещё не готовых к этому, но явно не столь кровожадных и не стремящихся пока узурпировать её ради ублажения своих интересов. Поначалу всё выглядело спокойно, разумно, и даже перспективно.

Правда, люди из «своих» через некоторое время стали гибнуть чаще, а дисциплина из железной перешла в рамки репрессивной, и всё это было следствием событий, последовавших после «Киева» в Москве – следом за похоронами нашего «лидера».

Прибыв в столицу, я занялся своими делами, всё далеко ещё не закончилось, и не было ясно, каким будет продолжение. Исчезать было преждевременно и даже глупо – оставалось ждать, опять и всегда ждать!

Мой день рождения, проходивший в «Золотом драконе», начался бурными, продолжительными тостами в небольшой компании друзей, с кем мы дружили семьями, когда вдруг, в самом разгаре танцев, появились братья Пылевы в сопровождении охраны и при параде, преподнесли часы «Cartier» с тремя сапфирами, чем удивили, но всё же обрадовали откровенным признанием «третьим», пусть и несколько скрытым, братом. Прошу понять правильно – радовало по-настоящему не положение и соответствующие почести, денежное содержание и даже не дом, пусть и небольшой, на Канарах, а то, что не враг, хотя это могло быть и временно. Им нужна была кувалда, бьющая точечно, а прежде упорно отыскивающая место удара. Этого было достаточно, чтобы позволять им держать многих на коротком поводке.

Радость их была подкреплена и тем, что сегодня, в ночь с 30 на 31 января, отключили от аппаратов Григория, находящегося в коме после смертельного ранения в голову, просуществовавшего так несколько дней. Странным совпадением с моим днём рождения стала через два года и смерть «Солоника».

Хотя есть версия, что Григорий мог выжить, жизнь его представляла бы существование растения, но… якобы на похоронах брат Виктор заметил маленькую дырочку за ухом. Так ли это – не знаю, суть от этого не меняется. Через несколько дней после сабантуя с друзьями детства и произведённого на них сильного впечатления, от первоначального испуга до последующего шока от посещения незнакомыми, но представительными людьми очевидной профессии, хоть и разбавленного после коньяком, я собирался переезжать на другую съёмную квартиру и всё же попробовать исчезнуть на месяц – другой, но позвонил знакомый, попросившей подъехать к станции метро «Молодёжная» буквально на 10 минут. Думая, что вопрос в одолжении ему денег, без задней мысли через полчаса уже ждал его на площади, недалеко от выхода из метрополитена. Не нужно было расслабляться, и это послужило уроком, после которого, даже встречаясь с друзьями, да и с кем угодно, я оставлял машину за 2–3 квартала от места встречи, куда и прибывал заранее, чтобы осмотреться. Не всегда, конечно, но в этот период особенно.