– У вас прекрасная семья, – вздохнула Фиона. – Дети – это такие… – она замерла, в поисках подходящего слова, и глаза у нее вспыхнули, – драгоценности.
– Вам следует поспешить внутрь, – без всякой благодарности ответил Шарбон. – Ваш муж, наверное, беспокоится.
– Мой муж перестанет беспокоиться только тогда, когда я уйду от него в пески, – пошутила она и поспешила прочь.
– Любовь моя, что случилось? – спросила Уна, заметив напряжение в его руках и плечах.
Шарбон весь вибрировал от напряжения. Он был не из тех, кто плохо отзывается о незнакомцах – а молодая женщина была именно незнакомкой, хотя явно пыталась свести знакомство.
– Ничего такого. Все в порядке.
Как только семья вернулась в храм, он попытался найти Фиону взглядом среди сидящих на скамейках. Она сидела впереди, и муж одной рукой крепко обнимал ее. На мгновение она обернулась и посмотрела через плечо, но не на Шарбона. Она поймала взгляд Эрика Матисса, который кивнул.
Жрец Храма эмоций занял место за кафедрой, призывая всех успокоиться. Другие служители Непознанного, закутанные в одежды, которые ранее придерживали дверь, солдатиками вытянулись за ним, и он начал читать свитки.
– Сегодня мы прочитаем выдержку из первого свитка, – сказал он. – Первый отчет Абсолона о нашем сотворении. Об истоках, из которых мы произошли, и о благодати, которая благословляет нас на жизнь.
Шарбон суетился, то скрещивая, то снова разводя ноги, во время чтения отчета, и это было совсем на него непохоже.
Во времена до Аркензира все было бесцветно и сурово.
В самом начале существовал только Тало. Один Тало – и ничего более. Не было ни хорошего, ни плохого. Ни света, ни тьмы. Тало не знал контрастов или противоположностей и потому не мог постичь, что есть правильно и неправильно, что есть боль… или наслаждение. Но Тало существовал, а все остальное – нет. Поэтому он знал о бытии и не знал о небытии.
Он взял частичку ничто и превратил его в нечто. В место. В планету. И населил планету тварями, которые могли двигаться, тварями, которые могли поглощать друг друга, чтобы двигаться дальше, размножаться и распространяться. Ему не надо было создавать их больше, потому что он наделил их возможностью создавать и уничтожать себя точно так же, как мир создавал и уничтожал себя снова и снова, в новых формах и тогда, когда ему было угодно.
Но вскоре он осознал различие. Между знанием и незнанием. Он знал о тварях, а созданные им твари – не знали о нем. И поэтому Тало сотворил первое божество – Знание, которое, в отличие от тварей, нельзя было уничтожить и создать заново. Его невозможно было расщепить и поделить на части. Знание знало, что существует Тало, но Знание считало, что оно – не Он.
Знание видело, как твари пожирают друг друга, не чувствуя ничего. Как их тоже пожирают, не чувствуя ничего. Как они без конца рвут друг друга на части, вспарывают, разрушают и не чувствуют ничего. И Знание, зная все это, осознало, что в мире чего-то не хватает. Эмоции. Поэтому Знание умолило Тало создать еще одно божество.
Эмоция родилась с плачем, как рождаются все живые существа. Вспышка света и громкий крик возвестили о рождении Эмоции из ничего.
Тало намеревался сделать Эмоцию такой же, как Знание – неспособной создавать себе подобных. Но любая эмоция полна смысла и возможностей, и потому вскоре родились два маленьких младенца-божества. Близнецы Время и Природа, которые были двуедины и представляли собой половинки своей родительницы.
Тало не ожидал, что богов станет так много и появятся они так быстро. Он привык править всем, видеть все, создавать все и всех. А эти новенькие обладали еще одной способностью – критиковать.