Но дочь так смотрела на отца, что Богдэн, утонувший в зеленой мольбе ее глаз, не нашел в себе силы отказать.

- Хорошо, отец Виорел, я подумаю, что тут можно сделать.

Если бы этот разговор услышала Кателуца, то вся затея была бы подавлена в самом зародыше, но в тот момент, кроме Луминицы, других свидетелей рядом не оказалось, и участники комплота, равно заинтересованные в сохранении тайны, как в рот воды набрали.

Знакомые Богдэна действительно помогли ему найти искомое, и драгоценный груз вскоре прибыл в имение Тордешей. На покупку книг ушел почти весь доход от весенней стрижки овец.

Надо ли говорить, что, узнав об этом, Кателуца разразилась скандалом. Гроза гремела не один день, молнии пронизывали весь дом от крыши до подвала, а гром голосов заставлял слуг ронять горшки и сковородки, втягивать головы в плечи и с максимальной скоростью проскальзывать мимо дверей господских комнат. Но дело было уже обстряпано, и Кателуца понимала это сама.

Луминица разглядывала книги, привезенные отцом. Кроме прочего, там была книга одного новомодного автора. От книги за версту разило светскостью, и друзья Богдэна приобрели ее, явно соблазнившись не столько содержанием, сколько переплетом и рисунками.

- А эта о чем? – спросила Луминица и любовно провела пальцем по гладкому листу с написанными от руки ровными красивыми строчками.

Луминице показалось, что отца Виорела хватит удар, когда он вгляделся подслеповатыми глазами в первые страницы. Он тут же захлопнул книгу, едва не прихлопнув нос своей любопытной подопечной.

- Что там, отец Виорел? – робко спросила Луминица, изнывая от неутоленного желания заглянуть в загадочную книгу.

- Ничего, дочь моя. Скверна, клоака, наполненная нечистотами, и ничего более.

- Как же так? – удивилась девочка. - Это же книга.

Любая книга в ее понимании была пределом совершенства и правильности. А эта книга, превосходившая других красотой обложки и картинок, была для нее особенно притягательна. Она позвала Луминицу за собой, как зовет стадо овец в млечно-туманное утро звенящая дудочка пастуха, она поманила ее, как манит чаемый за горизонтом раскаленный шар солнца надрывное кукареканье петуха, и ее чары, запечатленные в стройных рядах таинственных пиктограмм анонимным переписчиком, были неодолимы.

К великому огорчению Луминицы, после разговора отца Виорела с Богдэном книга была безжалостно заперта в дальний сундук. Отец посмеялся в душе щепетильности учителя, который отнесся так строго к слегка фривольным новеллам современного автора, но спорить с монахом не стал.

Однако Луминица была женщиной, а кроме того, любимой дочерью, и искусство свивания веревок из мягкосердечного отца было ею освоено еще в колыбели. А посему скрученный, нет, даже не в веревку, а в корабельный канат отец и в этот раз не пытался расчехлить пыльное оружие, а сразу спустил флаг и отдался в руки абордажной команде. И вот вожделенная книга, для проформы хранимая в батюшкином сундуке, оказалась в полном распоряжении юной пиратки, которая сразу же приступила к доскональному изучению драгоценного трофея.

Книга была прекрасна. Деревянные дощечки обложки были обернуты красным шелком, приятным на ощупь, чей цвет рождал у Луминицы массу различных ассоциаций: от пылающего в ночи и зовущего заблудших путников костра до застенчиво рдеющей от жгучих ласк солнца черешни. Луминица с наслаждением прижималась щекой к обложке и гладила ее дрожащей от предвкушенья ладонью. Потом она открывала страницы, пахнущие чернилами, и пыталась вникнуть в текст.

В книге было мало картинок, но все они были сделаны с поразительным мастерством. Художник вложил немало труда, стараясь дотошно передать пышные одеяния знатных дам и их замысловатые головные уборы. Кавалеры на картинках были все сплошь на конях и смело размахивали оружием, нацелив его на невидимых врагов. Эти картинки были как бы намеком, прелюдией, ключом к шкатулке с драгоценностями: пыльным и опасным дорогам, стыдливо горящим щекам, кокетливо просунутой сквозь перила балкона ножке и пока невозможным, но уже отчетливо угадываемым словам признания. Луминице так хотелось окунуться в омут дразнящей ее тайны! Но авангард из нацеленных пик незнакомых глаголов и из облаченных в доспехи чужеродных флексий существительных вставал на пути к райскому плоду.