– Чего именно она не поняла? – полюбопытствовал Марк, но на этот раз Божена оставила его без ответа, грубо отрезав:

– Не задавай глупых вопросов, тебе и подавно этого не понять! Да и времени на болтовню больше нет. Пора начинать заседание.

Этот разговор случился в первый день их знакомства, вернее – в ночь, когда они – Марк, Божена и Козельский – только прибыли в старинный дом на Чернавинском проспекте. К приезду Божены там приготовили трехкомнатные апартаменты, состоявшие из спальни, кабинета и просторной столовой, где гостей поджидал накрытый стол. Марк тогда был страшно голоден и поначалу видел лишь дымящиеся поджаристые стейки, исходившие кровавым соком на плоских белоснежных тарелках, но, наевшись, начал осматриваться. Судя по роскошному убранству, Блаватскую тут почитали важной гостьей. А сам путь, которым их привел сюда смотритель здания Грабарь, говорил о том, что место пребывания гостьи было тщательно засекречено: Марк ни за что не нашел бы эти апартаменты в одиночку и вряд ли смог бы выбраться наружу без провожатого.

Проследовав за Грабарем потайным ходом сквозь чучело медведя, они очутились в широком коридоре, далеко протянувшемся по обе стороны, с множеством высоких массивных дверей, поблескивавших золочеными ручками и замочными скважинами. Пол устилала пурпурного цвета ковровая дорожка с черным орнаментом; под потолком громоздились необъятные многоярусные люстры, сверкавшие хрустальными гранями в дрожащем пламени сотен свечей, заменявших лампы; с портретов, висевших на стенах, строго смотрели бледные лица, отливавшие масляным блеском.

Все двери выглядели так, будто за ними скрывались помещения масштабом не меньше дворцового зала, поэтому, когда Грабарь распахнул одну из них, Марк почти не удивился открывшемуся перед ним простору. Удивился он другому – как этот простор уместился в доме, пусть и очень длинном, но шириной от силы в три десятка метров? Ведь даже прихожая, или как там это называется во дворцах, выглядела для этого дома огромной, а из нее сквозь дверные проемы просматривались другие комнаты, еще большего размера. Заметив в одной из них стол, уставленный едой, Марк так и прирос взглядом к тарелкам. Божена велела ему разместить чемодан на подставке для багажа и снять грязную куртку, а сама, скинув плащ на услужливо протянутые руки Грабаря, скрылась за одной из дверей: судя по раздавшемуся шуму воды, там находилась ванная. Вернулась она оттуда еще прекраснее, чем была: тщательно расчесанные волосы засияли глянцем под свечными люстрами, на влажном, только что умытом лице разгорелся румянец, а лишенная плаща фигура, обтянутая кроваво-красным бархатом, заставила Марка забыть даже о голоде. Правда, любовался он недолго: взглянув на часы, висевшие над входной дверью, Божена воскликнула:

– Времени мало! Час до заседания. Ужинаем и выдвигаемся. Жду вас в столовой, поторопитесь.

Марк готов был броситься в столовую немедленно, но Грабарь остановил его и взглядом показал на дверь ванной, а Козельский напомнил, будто такое можно было забыть:

– Простите, вы ведь только что валялись на тротуаре.

Спустя две минуты, наспех умывшись и оросив белоснежно-зеркальную ванную грязными брызгами, Марк дорвался-таки до мяса и прочих угощений – сыров, овощных салатов, фруктов и пирожных, даже растерялся от такого изобилия и жадно хватал все подряд.

– Мясоруб и Сэр Эклер остались бы довольны твоим аппетитом, – заметила Божена с насмешкой. – Вижу, ты окончательно пришел в себя благодаря недожитку.

– А что, собственно, за недожиток такой? – спросил Марк, откусывая от куска мяса, нанизанного на вилку.