– Что с ним? – тихо спросил Елисей, все еще держа руку на стреле.

– Чернь его разберет! – сморщился в изумлении Лихолов. А потом его вдруг осенило – Так он камней наших боится! Тех, что я в драконьем логове подобрал со следами огня! Туман струсил от одного следа драконьего пламени! У тебя ж камень при себе?

– Да, за пазухой…

– И у меня в куртке лежит. А ну-ка, щас посмотрим! – Лихолов прикусил нижнюю губу, аккуратно опустил меч и левой рукой вытащил из кармана обугленный камешек.

Морок еще сильнее завертелся, шепот стал похож на тихий визг.

Лихолов выставил руку с камнем вперед и сделал три шага навстречу бродячему туману. Облако дернулось назад, сдавленно скуля. Да! Морок боялся дракона и любого предмета с его следами. Больно жутко ему было сгинуть от непобедимого пламени. Лихолов подступил еще на два шага, туман снова отдернулся назад, извиваясь в агонии и возмущаясь. Рождая десятки ужасных образов в минуту то медведей, то пауков, то обезьяноволков, но не в силах ни одного выплюнуть в реальный мир.

– Елисей! – окликнул Странник молодчика. – Он боится! А ну-ка! Дай ему еще и стрелы! Посмотрим, что будет!

Юноша отпустил палец, и стрела с озорным свистом вылетела сквозь облако. Морок громко взвизгнул, никак не пострадал, но явно испугался еще больше, потому как снова отпрянул назад.

– Уходи, наволочь поганая! – крикнул туману рыком Лихолов. – А не то нашлю на тебя драконий гнев! И сгоришь ты в пекле, падла!

Облако задрожало, закрутилось вихрем на одном месте. Лихолов был уже уверен, что оно достаточно напугано, чтобы отстать. Но вдруг туман сгустился, стянул в одну точку всю тьму, какой только обладал, и внутри появился силуэт. Маленькие плечики, испуганно сжатые, худые короткие ножки… Дымка рассеялась… А на том месте сидела теперь на земле маленькая девочка лет пяти… Хрупкая, дрожащая, в драной грязной одежде. Она уткнулась носом в коленки, обняла себя маленькими ручонками и что-то зашептала.

Лихолов и Елисей изумленно переглянулись. Юноша опустил лук. Странник же поднял руку в знак того, что «не расслабляйся, может быть, ловушка». А сам положил свой камешек в карман, меч воткнул в землю и медленно стал приближаться к девочке. И тут Лихолов заговорил с ней на языке Северного Леса, от чего Елисей вздрогнул, ведь был в полной уверенности, что Лихолов не знает северо-восточного языка. А тот говорил примерно такие слова:

– Тихо, девочка! Мы тебя не обидим! Мы хорошие. Ты хорошая и мы – хорошие!

Девочка испуганно подняла на него лицо, и мурашки пробежали по спине Лихолова. Кожа ее была настолько тонка и бледна, что просвечивала все синие сосуды. А глаза все раскраснелись, словно вот-вот лопнут от количества крови. Мутный взгляд, блуждающий, одуревший, с явным усилием зацепился за Лихолова. Тот медленно приближался с дружественно вытянутой ладонью.

– Туга! – сказала девочка уставшим шепотом. А потом стала повторять и повторять это слово, раскачиваясь в такт. – Туга! Туга! Туга! Туга!

Вокруг нее стал снова виться туман.

– Тихо, девочка, тихо! – ласково произнес Лихолов. – Где твой дом? Где твоя мама?

– Ничего нет! – ответила она – Только Туга! Мир-туга! Я – туга!

Лихолов присел напротив нее и аккуратно дотронулся до ручек. Кожа девочки обжигала холодом, как если бы она целый день просидела голышом на морозе.

– Как тебя зовут?

– Я – туга.

– Нет, нет… Как тебя звали раньше? До туга? Что было до?

Девочка вдруг задумалась и перестала нервно раскачиваться.

– Я… не помню… Я – туга, и все…

– Но у тебя же должна быть мама?

– Мама?… – и тут глаза ребенка повлажнели и вылили градины слез. – Мама…. Да – да… Была мама… «Кач -Кач… Чадо малое, не плачь… В дрему сон тебе трава… колыбельная молва…», мама…