И опустошил залпом стопку ракии.
– До вечера!
Констандис взвалил на себя сумку с инструментами и отправился в мастерскую.
Глава 2
Огонь в камине угасал, лампа мерцала, роженица дремала на своей кровати, в люльке кашлял младенец, и старуха Франгоянну, как и в предыдущие ночи, лежала на матрасе, не смыкая глаз.
Петух пропел первый раз, и вот ей снова, словно видения, стали являться воспоминания. Когда ее выдали замуж, «захомутали», и в качестве приданого отдали ветхий домишко в старой, пустой Крепости, худородный участок в северной дикой глубинке да пашню, на которую также имели притязания сосед и монастырь, она вместе с мужем поселилась в доме вдовы-золовки и разжилась небольшим хозяйством. В ее рядной записи при этом было указано, что за нее отдали столько-то платьев, сорочек, подушек, а также две медные посудины, сковороду, таган и тому подобное. Даже столовые приборы были указаны в записи.
Уже на следующий день после свадьбы ее золовка разобрала все вещи и обнаружила, что из списка не хватает двух простыней, двух подушек, одной медной посудины, а также целого комплекта одежды. В тот же день она потребовала у тещи восполнить недостающее, на что корыстолюбивая старуха ответила: «Что отдала, то отдала, и хватит с вас». Тогда сестра пожаловалась своему брату. И когда он рассказал все своей молодой жене, та ответила: «Если б ты думал о своей выгоде, то никогда бы не согласился на дом в Крепости, где живут одни призраки. И зачем тебе простыни да сорочки, коли ты не смог вытребовать добротный дом, виноградник и оливковую рощу?»
Пока они еще были помолвлены, Хадула в самом деле попыталась нашептать что-то такое своему жениху. Хотя она и была совсем юной, благодаря своей натуре и примеру матери, вольному и невольному, она сделалась хитра не по годам. Но ее мать, почуяв неладное и испугавшись, что маленькая Ведьма, как она обычно называла свою дочь, надоумит жениха потребовать большее приданое, установила суровый надзор над парой, не позволяя им и словом перемолвиться. Она так поступала якобы под предлогом соблюдения морали:
– Я свою вахту не пропущу, а то еще подложит мне ребеночка… маленькая Ведьма! – сказала старуха.
Видите, она использовала слово из профессиональной лексики мужа («вахта» – дежурство на корабле). Но на самом деле она это сделала, чтобы не давать большее приданое.
Однажды вечером, накануне помолвки, жених вместе со своей сестрой пришел к родителям невесты обсудить приданое. Старик-судостроитель диктовал рядную запись чтецу Сивиану, певчему из церкви, который, достав из-за пояса бронзовую чернильницу, а из длинного, похожего на кобуру футляра – гусиное перо, и разместив на коленях Деяния апостолов и кусок плотной бумаги поверх книги, начал писать под диктовку старика: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… я выдаю свою дочь Хадулу за Иоанна Франга и даю ей, во-первых, свое благословление…» Хадула все это время стояла напротив очага, рядом с грудой одежды – там, где высилась гора из одеял, покрывал, подушек, покрытая сверху шелковой простыней и увенчанная двумя огромными подушками, – неподвижная и величественная, как та гора. При этом она беспокойно и очень осторожно посылала тайные знаки жениху и его сестре, чтобы те не соглашались на «дом в Крепости» и «пашню в Стивото» в качестве приданого, а запросили дом в новом городе, а также виноградник и оливковую рощу поблизости.
Напрасно. Ни жених, ни его сестра не заметили этих отчаянных жестов. Зато старуха, ее мать, хоть из вежливости и стояла лицом к будущим родственникам, все же находилась вполоборота к дочери, и вдруг как будто кто-то сообщил ей, что что-то неладно, она резко повернулась к ней и все увидела.