Он сделал паузу – достаточную, чтобы все осознали его предложение. Но слишком короткую, чтобы кто-то успел вмешаться.

– Ну а мы, господа бояре, – продолжил он, снизив голос, но очень со значением, – поглядим, кто станет заступаться за вора и лихоимца. Вина Петьки Головина доказана безусловно, а потому вступаться за него станут лишь те, кто кормился из его рук, кто и сам повинен в казнокрадстве! – он мигнул стоявшему у двери подручному, который, увидев это, тут же выскользнул наружу, а сам продолжал: – А мы ведь знаем: не так страшен сам вор, как его потатчик!..

Головин оторопело оглядывался по сторонам. Казнить?..

Ещё накануне если не всесильный, то уж во всяком случае, достаточно влиятельный человек, он никак не мог поверить в своё стремительное падение.

Двери открылись, в помещение быстро вошло несколько ратников в доспехах и при оружии.

Впереди, громко стуча подкованными сапогами, шёл Иван Воейков. Смотрел прямо в глаза Головину.

И только теперь разжалованный казначей вдруг понял, что всё происходящее – это не для того, чтобы его попугать! Что слово «казнить» прозвучало не с целью устрашения!..

– Погодите!.. Погодите!.. – попятился он.

– Молчи, тать!..

Воейков зашёл сбоку, грубо ударил его под колено… Оказавшиеся рядом стрельцы подхватили обвисшего арестованного под руки и поволокли из помещения. Тот безуспешно старался самостоятельно переставлять ноги. Не получалось. Выглядело это нелепо и жалко.

Всё свершилось быстро и ловко.

Мстиславский, Шуйский, Романов ошеломлённо переглянулись. Встревать казалось не с руки.

Ну а остальные участники совещания довольно загудели. Вора арестовали – это ли не радость!

Никто не обратил внимания на то, что, воспользовавшись размётом, из палаты незаметно выскользнул младший брат арестованного, Михаил. Позднее стало известно, что в тот же день он спешно покинул Москву и ускакал в Литву. На Родину он больше не вернулся никогда.

Для победителей нет трудностей, а для побеждённых – безопасности.

Гай Юлий Цезарь

Не решился Годунов казнить Головина. Да и вообще всю жизнь он старался не проливать крови, и уж тем более, крови сильных мира сего – бояр, или же тех, у кого имелись покровители в боярстве.

Даже когда несколькими годами позднее всходил на государев престол, торжественно обещал, что не станет казнить никого из дородных. И держал слово, как ни удивительно!

Впрочем, данное обещание не стало препятствием тому, что его личные недруги таинственным образом умирали – от внезапных хворей, от руки неведомых татей, от угарного дыма… Но то уж – попробуй докажи причастность Первого боярина, а затем и царя Бориса Годунова к нелепым смертям! Пошепчутся вокруг, да и умолкнут в опасении…

Так и теперь.

Вывели Петьку Головина на палаческий помост… Огласили приговор… Дали возможность помолиться… Поставили на колени, и голову уж на колоду уложили, шею обнажив – палач рядом стоял, легко поигрывая тяжеленным топором с широким лунообразно выгнутым лезвием…

Только тут и огласили помилование.

– И сослать татя Петьку Головина на проживание в Арзамасский острог!.. – прокричал в толпу глашатай.

Народ отреагировал на весть по-разному. Кто-то умильно крестился на ближайший храм Покрова – спасена жизнь православного! Кто-то с разочарованием вздохнул – поглядеть на мгновение, когда топор отсекает голову от тела, желающие находятся во всех народах. Кто-то вздохнул досадливо – о казнокрадстве преступника знали все, в былые времена карали за куда меньшие прегрешения, так с чего бы это милосердие такое?..

О подлинной причине годуновского милосердия мало кто догадывается. О ней известно лишь немногим.