– Классика! Самоубийство, может?

– Нет.

– А может, его убили двумя способами? – Юрий достал блокнот и что-то записал.

– Что вы пишете?

– Вы извините, мне это пригодится для книги. Я много лет пишу детективы, но ни разу еще не оказывался внутри. Считаю, я здесь самый везучий.

– Хорошо, можете писать что хотите, расскажите, когда вы в последний раз видели жертву?

– Артура?

– Артура Агамемновича.

– За прощальным ужином видел. Символично, конечно. Прощальный ужин… После всех этих лекций, на которых нам говорили, что мы должны сделать заявки по своим книжкам, после питчинга, после всего объявили прощальный ужин. Многие еще думали тогда, что он за ужином скажет… Ну…

– Что скажет?

– Про проект. Хотя я уже понимал, что ничего не будет. Нас просто накормят и развезут по домам. Но я ни на что и не рассчитывал, знаете. Футболку подарили, ручку подарили, блокнот вот этот, – Юрий покрутил в руках блокнот, – что еще писателю надо, – Юрий улыбнулся еще шире.

Илья Борисович почувствовал сарказм и нахмурился: «И этот туда же».

– Вы видели его за ужином, не заметили, что он ел?

– Нет, не заметил. Если бы Федя Доспехов не уехал… Наверное, мы сидели бы все вместе. Но он уехал. Они от нас отсели за отдельный стол. Киношники. Они же все про нас поняли. Когда был этот круглый стол, он нас спрашивал, какие у нас тиражи, какие доходы. Мы, дурачки, все рассказали.

– Что именно?

– Ну, что книгу пишешь год, а кто-то и три года, а кто-то пять. Гонорар у тебя в лучшем случае тысяч сто. Тираж, при очень хорошем раскладе, тысяч пять-десять. Потом роялти. Еще тысяч двести может набежать.

– В месяц?

– Что вы!.. В год. Это если книга хорошо продается. Так что я не смотрел, что он ест.

– Ясно. Вы видели, как он вышел?

– Видел. Он ушел раньше, чем ужин закончился.

– Кто-то к нему подходил?

– Кажется, Иванов подошел с ним попрощаться. Что-то говорил ему, да. Но Иванов его не убивал. Я думаю, это Рублев. А может быть, это женщина.

– Почему вы так решили? Кого конкретно из женщин вы подозреваете?

– Никого из наших. Здесь вчера была женщина. Она приехала на один день и все время гуляла в парке.

– Та-ак. Вы ее знаете?

– Нет, но она очень подозрительно себя вела.

– Возраст?

– Немолодая, за шестьдесят. Среднего роста, стройная, в красном платье-рубашке, модно одетая. С маленькой прямоугольной сумочкой. Макияж легкий, такой макияж без макияжа, знаете. От нее пахло духами. Я ее и заметил из-за этих духов. У меня неприятие вызывают резкие парфюмерные запахи. Знаете, когда едешь в метро, все тесно стоят, так вот мне лучше рядом с бомжом стоять, чем рядом с надушенной женщиной. У меня асфиксия начинается. Жизнеугрожающее состояние. Наверное, это психологическое. Я не аллергик.

– Вы смогли бы опознать эту женщину?

– Смог бы. Знаете, это такая женщина с яйцами, которая не хотела бы их показывать. Женщина, которой мужчина полностью обеспечивает быт. Забота, нежность, внимание. Артур вполне мог где-то оступиться.

– Она была на ужине?

– Нет, на ужине ее не было. Возможно, она ждала его в номере.

– По камерам проверяли, никто не приезжал.

– Так она могла пешком прийти через дальнюю калитку. Там есть вход из дачного поселка.

– Интересно…

– А если не женщина, то это Рублев. Вы с ним уже поговорили?

– Нет, пока нет.

– А вы поговорите! Знаете, – Солярский зачем-то перешел на шепот, – Артур прямо на лекции объявил, что хочет попробовать задействовать другие компании, которые проводят другие исследования. Все слышали. Сказал, что два года – достаточно, и пожелал этому Рублеву развития. Как будто он недоразвитый. А потом они ссорились. Ссорились с Артуром. Они выходили курить, я тоже курю.