Вот и теперь я моталась по нарядным галереям в поисках штанов, пригодных для похода в горы, и никак не могла найти то, что так некстати выкроил в голове мой внутренний кутюрье. Пайетками и фальшивыми камнями сверкали манекены, а в высоких зеркалах огнём несбыточных желаний вспыхивали глаза девушек и женщин, жаждущих купить всё, что подносили им жрецы храма потребления. Перемещаясь с этажа на этаж, мне приходилось то и дело уворачиваться от вездесущих распространителей бумажек с манящими предложениями: «Купите две пары трусов – и вам парфюм в подарок», «Посетите наш 5D кинотеатр». «Спасибо, и 3D – это уже слишком для меня», – пробормотала я, спасаясь от тыкающего в меня флаером молодого человека. В этот щекотливый момент в сумке тренькнула смска. Центр уведомлял, что второе занятие с античным красавцем отменяется. В душе заворочалось смешанное чувство досады и облегчения. С одной стороны, хорошо, что не придётся второй раз ёжиться под его взглядом. С другой – всё-таки неприятно, если я так сильно не понравилась, что он не желает потерпеть один-единственный урок. Однако у меня не было ни времени, ни желания заморачиваться этой проблемой, и я вновь занялась покупками.

Прошло ещё три дня, и скорый поезд Москва-Феодосия уносил нас с мужем в Крым. Сливаясь в розовато-белое безе, мелькали цветущие вишни и яблони, свечками тянулись к небу пирамидальные тополя, грязно-болотистый утренний Сиваш предвещал скорую встречу с морем. Полчаса на автобусе из Феодосии – и вот он, Коктебель – легендарная и не воспетая только ленивым точка пересечения дореволюционной и постреволюционной интеллигенции. Так уж сложилось исторически.

Сейчас мне вновь придётся повторить нечто избитое, но Коктебель – место фантастическое и иррациональное, притягивавшее романтиков, поэтов, а заодно и людей не совсем нормальных. Частенько это совмещалось в одном лице. Гений и безумие, как известно, вещи вполне себе дружески сосуществующие. Десятилетиями толпы представителей думающего сословия, задрапировавшись в балахоны а ля антик и водрузив на талантливые головы пахучие венки из полыни с вплетёнными в неё незабудками, бродили по горам и усыпанным самоцветами берегам, чем приводили в бешенство добропорядочных дачников. Помимо возвышенных результатов своей деятельности, выразившихся в создании стихов, прозы и картин, писатели, поэты, драматурги и художники стали основоположниками коктебельской традиции загорания и купания в костюме Адама (вариант – Евы). Традиция эта укоренилась столь прочно, что, несмотря на регулярные протесты поборников нравственности, голые люди обоего пола и по сей день абсолютно вольготно чувствуют себя в Коктебеле (в отличие от полудрагоценных камней, которые усилиями нескольких поколений советских граждан удалось-таки с пляжей ликвидировать).

В детстве, не понимая своего счастья, я отдыхала в известном Доме творчества писателей. Справа чёрный вулкан Карадаг. Макс Волошин назвал его «рухнувшим готическим собором». Каждый год мы ездили на морскую прогулку вдоль Карадага, и всякий раз меня завораживало зрелище причудливых скал, застывших по воле спящих до поры до времени древних богов. На левой стороне залива переменчивый мыс Хамелеон – маленький дракончик, заползший в море, да так и не пожелавший вернуться обратно на холмы Енишар. Позади Сюрю-Кая (гора Пила), серая и скалистая, она влечёт на свои голые склоны любителей экстрима. Среди советских писателей таковые встречались нечасто.

По традиции с утра советские писатели, их супруги и дети наслаждались отдыхом на пляже. Теперь, когда мы свободно ездим на средиземноморские, красноморские и другие курорты, наслаждение это кажется сомнительным, ведь коктебельский пляж – это узкая полоска весьма крупной гальки. Писатели и их семьи должны были проснуться в рань-раньскую и занять места под навесом от солнца, а также выдержать нешуточную схватку за лежаки, если не хотели ломать кости на голых камнях. Впрочем, в детском возрасте я открыто презирала навесы, лежаки, шезлонги и тому подобные блага.