Расчёт сработал верно, и постепенно, слово за слово, и из настороженной девочки со сцепленными на груди руками, Марина превращалась в девочку, которая и сама уже не помнит, почему с самой встречи в диспансере упорно держалась настороженной букой.

Блины месить было весело, а цветных блинов она вообще никогда прежде не видела и словно волшебный элексир всё мешала и мешала подкрашенное свекольным соком тесто и так и норовила залезть в него пальцем.

А когда начали выпекать — и вовсе обалдела.

— Не так! Блины должны быть круглыми!

— Разве?

— Да! Так правильно!

— А у нас будут неправильные блины! — рисуя тестом кляксы свободной формы, улыбнулась Оксана. — Пробовала такие когда-нибудь?

Нет, она не пробовала. Но, недоверчиво откусив первый, с удовольствием уговорила следующие штук пять. А ещё немного спустя даже перетащила на кухню свой альбом с карандашами.

— Это кто? — как бы между делом спросила Оксана. — Мишка?

— Кошечка!

— Ух ты! А почему она одна? Ей не грустно?

Марина мотнула головой, но, немного подумав, добавила:

— Потерпит. Просто у неё папа на работу ушёл. — И перевернула лист.

Тема закрыта. Понятнее не бывает.

Но чуть позже, уже после того, как проснулся Тёмушка и они все вместе сходили в продуктовый и погуляли во дворе, Оксана осторожно зашла с другой стороны:

— Марин, а может, ещё порисуем?

Она вроде нехотя, но согласилась. Похоже, просто постеснялась отказать, но потом вовлеклась. Играли в угадайку, смешивая в одно целое разных зверушек и придумывая им смешные названия, хохотали и шаг за шагом сближались, и когда Оксана попросила нарисовать чудо-зверушкину семью, Марина с энтузиазмом нарисовала.

— Это кто? — указала Оксана на самого большого абру-кадабру.

— Это папа медведе-зайце-пёс!

Ну кто бы сомневался! По центру листа, упираясь пятками в нижний край, а макушкой в верхний и широко раскинув руки-лапы, мог стоять только всё на свете контролирующий и занимающий всё я-пространство ребёнка ПАПА. Поразительное попадание в образ! Только что погонов не хватает.

По разные стороны от папы, где-то в тени могучих руко-лап, стояли его детки — доченька и сыночек. Над доченькой Марина билась особенно долго, всё стирая и рисуя заново то мордочку, то лапы или ушки.

— Ты, наверное, хочешь, чтобы она была самая-самая красивая, да? — подавая карандаши, наводила Оксана на разговор.

— Нет, — деловито и так узнаваемо нахмурилась Марина. — Просто тут всё неправильно получилось.

— Разве? А мне кажется, всё очень даже хорошо! Ну где тут неправильно?

Марина озадаченно прикусила карандаш. Пожала плечами.

— Не знаю. Но она не похожа на папу, видишь?

— А! То есть, папа самый правильный, да? И все должны быть похожи на него?

— Да.

— Ну хорошо, а почему ты тогда сыночка не переделываешь? Он сразу правильный получился?

— Нет, но ему и так сойдёт, — отмахнулась Марина. — Я же не могу разорваться и сразу всех вырисовывать! Просто он у них особенный. Он вообще без медведя, видишь?

Увлекшись, Марина даже не заметила, что перешла на «ты», но Оксану это более чем устраивало.

— А, так он просто зайце-пёс? Да, да, теперь вижу!

И в этот момент Марина перевернула лист.

— Погоди, ты что, закончила уже? «А мама?» — будто между делом спросила Оксана, собирая со стола затупившиеся карандаши. — Потом её дорисуешь?

Марина замерла и, немного подумав, осторожно перевернула лист обратно. Посмотрела на рисунок растеряно, словно и сама вот только сейчас вспомнила, что не дорисовала.

— Забыла? — осторожно подсказала Оксана. — На, — подала свежезаточенный карандаш, — дорисуй, а то как-то грустно без мамы, тебе не кажется?