Чей-то голос прошептал в ухо: эти люди привезли тебя сюда, чтобы узнать все и убедиться, что ты говоришь правду. И вправду интересно, чем кончится эта история, ведь в жизни заканчивается все, даже неприятности. Ну, допустим, его попросят с работы, – это понятно, объяснимо. Его выгонят из партии, это тоже логично. Людей выгоняли и за меньшие проступки. Дочь не поступит в университет, попадет в черные списки. А что еще? Тот же голос, спокойный и тихий, сказал, что Бестужев не выйдет отсюда живым.

– Вернемся к делу, – Орлов щелкнул пальцами. – Почему вы не захотели дождаться понедельника? Тогда бы вы, приняв взвешенное решение, смогли отнести анонимку на работу, в секретную часть. И там объясниться.

– В секретной части содержание письма отойдет на второй план. Станут искать, кто и как сумел подбросить анонимку на стол Пельше. Только на этом и сосредоточатся. А я считаю важным содержание письма. Считаю, что нужно проверить этот сигнал.

– Хорошо, допустим. Вспомните, сколько страниц было в письме до того, как оно побывало в печке?

– Десять. Сгорела только одна страница.

– Это будет трудно проверить. Вы обсуждали с кем-то содержание письма?

Бестужев задумался на секунду, решая, что делать: сказать правду или соврать.

– Нет.

– Может быть, вы кому-то показывали письмо?

– Нет-нет, что вы.

– Кто-то мог его прочитать без вашего ведома?

– Нет. Письмо все время находилось при мне, в портфеле.

– Сегодня шестой день, как письмо при вас. Срок не маленький. За это время Бог создал Землю и много чего другого. С трудом верится, что вы ни с кем не поделились своими сомнениями. И, так сказать, тягостными раздумьями. Никому не показали анонимку. Я вижу, что письмо вас взволновало. А вы, значит, держали в себе все эмоции? Может быть, хотя бы с женой перебросились парой слов? Ну, за ужином…

– Слушайте: письмо не видел ни один человек. О его содержании никто, кроме меня, не знает. Это и есть мой окончательный ответ. Как говорится, получите и распишитесь.

– Что ж, хорошо. А теперь…

Орлов снова щелкнул пальцами, посмотрел на Гороха, оторвавшегося от писанины, и кивнул на дверь, мол, выйди покурить на кухню. Дождался, когда дверь закроется, и сказал:

– В своем объяснении, составленном в Приемной КГБ, вы написали вот что, – Орлов развернул исписанные страницы и прочитал. – Цитирую. «В самом конце анонимки, на сгоревшей странице, ее автор написал, что может назвать людей, стоявших у истоков этой авантюры: это сотрудники первого отдела ПГУ генерал КГБ Павел Деев и полковник Иван Колодный». Вы не ошиблись? Правильные имена?

– Правильные. На память не жалуюсь.

– Вы не хотите что-то пояснить? Или поделиться мыслями?

– Нет, тут добавить нечего.

– Может, вспомните и другие имена, фамилии?

– Нет, ничего. Автор написал, что в случае начала проверки по данному письму, он готов предоставить дополнительные сведения. И все, точка.

Повисло долгое молчание. Орлов отложил сторону бумажные листы и внимательно посмотрел на Бестужева.

– Роман Павлович, послушайте. Я вас прошу еще раз хорошо подумать перед тем, как ответить. Этот анонимный донос в духе тридцать седьмого года написал не какой-то там завистливый дурак… Ну, которому сослуживец мешает подняться по карьерной лестнице. И не персона, обиженная на свое начальство. И не жулик, который хочет навести следствие на ложный след. Анонимку написал настоящий матерый враг советской власти, он находится внутри Комитата госбезопасности. И хочет похоронить репутацию честных сотрудников. Сделать так, чтобы наша работа была надолго парализована. Чтобы чекисты погрязли в сплетнях, доносах, разбирательствах. Именно этой цели добиваются автор или авторы. Понимаете?