– Конкурс по метанию спермы. Выигрывает тот, чья сперма пролетит дальше. Победителя ждёт приз.

– Вы что, серьёзно? – воскликнул я, недоумевая.

– Куда серьёзней! Победитель получает биткоин.

Я смерил полковника взглядом. Тот поёжился. Видимо, пожалел, что не прихватил оружие. Тут подоспел Артур. Положил руку мне на плечо и попытался успокоить:

– Не горячись, Миша. Сейчас всё объясню.

Я двинул корпусом и сбросил его руку.

– Не надо ничего объяснять! И так всё понятно!

Артур вскипел, но ещё сдерживался. Не проливался через край.

– Послушай, Михаил. Это не то, что ты думаешь. Просто конкурс. Лотерея. Если угадаешь победителя, выиграешь биткоин.

Я просверлил его негодующим взглядом. Он стерпел. Продолжал гнуть свою линию.

– После конкурса будет банкет. Приглашаю. Не пожалеешь.

– Без меня! – выкрикнул я так браво, словно сам был чист, словно только что выпрыгнул из стерильной пробирки.

Глаза кавказца сузились и налились свинцом. Он заворочал тяжёлыми мыслями. Я понял, что не простит.

Что ж, пусть! Пусть не простит. Меня тоже учили не прощать, когда прощать нельзя! А здесь попиралась святыня: моя детская спортивная школа.

Я развернулся и быстрым шагом направился к выходу. В дверях столкнулся с Дудоровым, старым школьным товарищем.

– Что здесь делаешь, Сан?

Санёк дрогнул. Он не ожидал меня встретить и, похлопав белёсыми ресницами, как он это делал в детстве, нахально оскалился.

– Иду к тубитазу. Пойдём вместе. Отольём!

Я глянул на него свысока.

– У меня есть минута.

– Минуты хватит, если нет простатита.

Я хмыкнул. С Дудоровым мы знакомы со школы. Вместе учились, вместе ходили в спортзал. Именно в этот, на Никитской.

В чёрном мраморном туалете, среди чёрных унитазов и позолоты, Санёк поведал мне самый омерзительный план: он собирался участвовать в конкурсе.

– Ты что? Охренел? – спросил я, передёрнувшись.

Санёк скис, виновато глянул и сказал, что целый месяц готовился, соблюдал диету и воздерживался от спиртного, а тут – бац! – и сорвался. Злоупотребил. Возникла проблема с эрекцией.

Я слушал вполуха, соблюдая неприязнь и отрешённое сожаление.

– Будь другом. Помоги!

Я пожал плечами.

– Да чем же я тебе помогу!

Санёк положил ладонь на мою взволнованную грудь и заговорщицки произнёс:

– Выступи вместо меня на конкурсе.

Отшатнувшись от него, как от бубонной чумы, я не имел слов. А Санёк всё говорил и говорил:

– Выручи. Выступи вместо меня. Ты будешь в маске. Тебя никто не узнает. Ты вообще никому не нужен. Нужен только твой хрен. Твой хрен – моё имя. Сделаем дело вдвоём. Приз пополам. Ну как? Договорились?

– Отстань! – выкрикнул я с такой силой, что звякнули чёрные унитазы. Расправил плечи в стареньком пиджаке от Armani, напряг бицепсы и поиграл желваками.

Санёк содрогнулся, приложил обе ладони к губам и постучал ими по прикрытому рту.

– Тише! Тише!

Тише я не мог. Я был переполнен взрывчаткой, которая вот-вот детонирует.

– Ты соображаешь, что говоришь?! Чтобы мой хрен… да на сцене? Не бывать такому никогда!

Санёк съёжился, глаза его сделались виноватыми, и он опять захлопал белёсыми ресницами: хлоп, хлоп! Так он делал в детстве, когда не хотел сознаваться, что набедокурил.

Я оттолкнул его и вышел прочь. Сан плёлся за мной и скулил, скулил и ныл, и упрашивал. Я его не слушал, а Сан всё говорил и говорил:

– С работы попёрли. Жена бросила. Оставила трёхмесячного ребёнка.

Я пробирался к выходу. Скорее на свежий воздух! Скорей домой, на диван, к компьютеру и чашке кофе.

Сан схватил меня за руку и резко дёрнул.

– Стой!

Я остановился, хотел ему врезать, но почему-то передумал. Что-то меня подкупило в его изменившемся, потвердевшем облике.