Шли годы. Мне исполнилось шесть лет. Я постепенно взрослела, но по-прежнему очень любила пошалить. Правда, от этого иногда немного страдал Анатолий. Как-то раз, когда он что-то делал в подвале, я решила выкинуть очередную шалость. На лестничной площадке перед спуском в подвал был выключатель света. Я взяла и выключила свет, оставив его в темноте. Последовал крик:

– Ли Мун!

Затем последовали грохот и нецензурная брань.

От подобных шалостей мне всегда было смешно и весело, я не понимала, что ему может быть больно и неудобно. Но он прощал мне все, потому что любил54. Единственное, что ему не нравилось, это прятки, особенно в лесу. После одного случая, когда он не смог меня найти в лесу, я больше не пряталась так хорошо от него. Я всегда умела очень хорошо прятаться. В будущем эта способность послужила мне во благо. Но хорошо прятаться от Анатолия было плохо, а вот от машин и роботов самое то.

В шесть лет Анатолий оформил меня на дистанционное обучение. Так я начала учиться в школе. Для меня было доступно только дистанционное обучение. Не самое лучшее решение, однако благодаря моей любознательности и многолетним усилиям моего дядюшки я выросла гораздо умнее моих сверстников и знала многое. Например, я уже в семь лет самостоятельно узнала, откуда берутся дети, и, дав знать об этом Анатолию, поставила его в неловкое положение. Правда, мое обучение не всегда проходило гладко. У меня не все получалось, многого я не понимала. К тому же я росла очень капризной. Анатолий здорово намучился с моими капризами. Я и будучи взрослой оставалась такой же, хотя уже не очень. Такой уж у меня характер. На многое влияло отсутствие вербального общения со сверстниками. Хотя я активно общалась онлайн с разными людьми, и с Анастасией, кстати, тоже.

Со временем я начала замечать исчезновение моих друзей, с которыми я поддерживала виртуальное общение. Я не понимала, в чем причина, пока не узнала, что война просто уносила их жизни. Так произошло и с Анастасией. Правда, подтверждения ее гибели не было. После того как она пропала, я больше ничего о ней не слышала. Я вообще не получала никакой информации о ней. Жива она или нет, ничего не известно. Но я дала себе слово: если она жива, то в будущем я обязательно ее найду. Она так ни разу к нам и не приезжала.

В семь лет мне перенастроили иммунитет. Я если и болела, то лишь легкой простудой, и довольно редко. Однако для меня, и для Анатолия тоже, всегда существовала угроза заболевания бешенством и энцефалитом. Лес был полон диких животных и насекомых, любой укус мог оказаться заразным. Животные никогда не умирали от нейротропных вирусов, поражающих людей, но всегда были носителями. А вот для человека вирусы бешенства и энцефалита всегда были опасными. Бешенство было смертельно опасным. Смертность от бешенства была близка к ста процентам. А энцефалит делал людей почти безжизненными инвалидами, полностью парализуя нервную систему. И это не менялось. Медицина не могла найти эффективного метода лечения болезней, вызванных нейротропными вирусами. А вирус бешенства признали самым хитрым. Главной особенностью этих вирусов было то, что они заражали нейронные клетки человека, и антитела иммунитета не могли их обнаружить. Вирус бешенства по нервной системе достигал головного мозга и разъедал мозжечок, вследствие чего через неделю возникала смерть. Но с годами этот вирус мутировал и стал атаковать весь головной мозг. Смерть наступала уже через три-четыре недели, медленно и мучительно убивая свою жертву. Действия больного были абсолютно неадекватными. Поэтому, находясь в лесу, мы всегда надевали плотную одежду, закрывая ноги и руки.