– Часто случается, – менторским тоном говорил Клайв (чем дольше длилась капитанская болезнь, тем охотнее он ее обсуждал), – что травма, падение, ожог или перелом полностью выводят из равновесия и прежде несколько неустойчивый мозг.

– Несколько неустойчивый! – фыркнул Ломакс. – Разве он не поднял среди ночи морских пехотинцев, чтобы ловить в трюме заговорщиков?! Спросите мистера Хорнблауэра, спросите мистера Буша, считают ли они его немного неустойчивым. Он заставил Хорнблауэра нести двухвахтное дежурство, а Буша, Робертса и самого Бакленда вскакивать с постели каждый час, днем и ночью. Да он давным-давно сбрендил!

Удивительно, как у всех развязались языки, стоило им избавиться от страха перед капитанскими шпионами.

– По крайней мере теперь мы сделаем из команды моряков, – сказал Карберри, штурман. В его голосе звучало удовлетворение, которое разделяла вся кают-компания. Парусные и артиллерийские учения, строгая дисциплина и тяжелый труд сплачивали развалившуюся было команду. Бакленд явно наслаждался – об этом он мечтал с тех пор, как они миновали Эддистоун. Тренируя команду, он на время забывал о других заботах.

А заботило первого лейтенанта новое ответственное решение, которое вовсю обсуждалось кают-компанией за его спиной. Бакленд уже замкнулся в тишине, приличествующей капитану военного судна. Никто за него решить не мог, и кают-компания наблюдала за ним, как наблюдала бы за боксером на ринге. Они даже заключали пари, предпримет ли Бакленд последний бесповоротный шаг к тому, чтобы объявить себя командиром «Славы», а капитана – неизлечимым.

В капитанском столе были заперты бумаги, а среди них – секретные инструкции, адресованные ему лордами Адмиралтейства. Никто, кроме капитана, этих инструкций не видел, ни одна душа на судне не догадывалась, что в них. Это могли быть самые обычные приказы, например, они могли предписывать «Славе» присоединиться к эскадре адмирала Бискертона, а могли содержать дипломатические тайны, не предназначенные для глаз простого лейтенанта. Бакленд мог по-прежнему держать курс на Антигуа, там сложить с себя ответственность и передать ее старшему морскому офицеру на острове. На Антигуа наверняка найдется какой-нибудь молодой капитан, которого переведут на «Славу» – он прочтет приказы и поведет корабль по назначению. С другой стороны, Бакленд мог прочитать приказы сейчас: вдруг в них что-то чрезвычайно спешное? Антигуа – удобная цель для идущих из Англии кораблей, однако с военной точки зрения, она не столь желательна, ибо расположена с подветренной стороны от большинства стратегически важных пунктов.

Если Бакленд приведет «Славу» на Антигуа, а потом вынужден будет лавировать против ветра обратно, он может изрядно схлопотать по рукам от лордов Адмиралтейства; если же он прочтет секретные приказы, то может получить выговор за свою самодеятельность. Вся кают-компания догадывалась о его положении, и каждый офицер в отдельности поздравлял себя с тем, что его лично это не касается, и в то же время гадал, что же предпримет Бакленд.

Буш и Хорнблауэр бок о бок стояли на юте, широко расставив ноги на качающейся палубе. Встав поустойчивее, они посмотрели на горизонт в свои секстаны. Сквозь темное стекло Буш видел отраженное зеркалом изображение солнца. Медленно-медленно он начал совмещать нижнюю кромку светила с горизонтом. «Слава» качалась на длинных синих валах, и это мешало Бушу, но он упорно продолжал. Наконец он решил, что изображение солнца село на горизонт, и закрепил секстан. Теперь можно было снять и записать показания. Уступая новомодным предрассудкам, Буш решил последовать примеру Хорнблауэра и замерить широту еще и с противоположной стороны горизонта. Он повернулся кругом и произвел замер. Записав результат, попытался вспомнить, что же надо делать с половиной разницы между двумя показаниями. И с поправкой индекса, и с наклонением. Буш огляделся и обнаружил, что Хорнблауэр уже закончил наблюдения и ждет его.