— Встреча выпускников? — осознавая, переспрашиваю, а у самого в голове вал нахлынувших воспоминаний: о школе, одноклассниках, — вроде, как вчера было, а многих уже и не помню.

— Да! Пятнадцать лет с выпуска, ты чего? На десять лет пытались собрать, но пришло всего шесть человек, а ты, кстати, не пришел, хотя звали!

Вспоминаю, почему не пошел, и правда ли звали? Вроде, звали. Неужели из-за очередного рейда отказался с одноклассниками встретиться? Да уж.

— Пятнадцать лет прошло, офигеть… Спасибо, что нашла, Полина! С удовольствием присоединюсь к вам! Неужели и Пашка приехал?

— Да он родителей навестить. Вот, подгадали встречу так, чтобы все были. В общем, тогда ждем тебя к семи вечера в ресторане Андрейки Беляева.

— У Андрюхи ресторан? Ничего себе! А где он и как называется?

— «Чито-Гврито» на Варшавской. Знаешь?

— Не слышал, но найду. «Чито-Гврито», надо же. Грузинский?

— Ага. Партнер у него — шеф-повар из Грузии. Ну все, не опаздывай! У нас программа! Мы готовили с девчонками…

— Понял. Не опоздаю. До встречи!

— Стой, Фил!

— Стою.

— Завтра вечером в ресторане, это я тебе сказала. А послезавтра, кто захочет, с утра едем на пикник на дачу к Семену.

— С утра? — удивляюсь я. — После встречи выпускников в кабаке? Вы уверены, что сумеете…

— Как проснемся, так и соберемся! — отрезает она. — В десять утра!

— Понял, ок. Я завтра решу.

— Хорошо. Тогда пока, Сморчок, — слышу смешок, и Полина отключается, оставляя меня в смешанных чувствах.

Из глубин памяти достаю подзабытые лица. Андрей Беляев, чьим объектом насмешек я был все старшие классы — мы с ним оба влюбились в Полину. Мой друг Пашка Пашковский, с которым мы вдрызг разругались из-за чего-то, чего сейчас и не упомнить. Майка Абрамович — хрупкая брюнетка с большими… хм… задатками большой поэтессы, с которой я танцевал на выпускном, на что-то надеясь, но получил от ворот поворот. Макс Миненко, еще один Пашка — круглый отличник — Загвозкин, Серега Кардаев — маленький и курносый, зато подтягивался он больше всех в классе и был любимцем физрука.

Телефон начинает безостановочно пиликать, сообщая о ежесекундно поступающих сообщениях в мессенджере. Открываю WhatsApp и вижу, что меня добавили в чат одноклассников.

— Фил, привет! — приветствует меня Пашковский.

— О, Сморчок с нами! Ура, товарищи! — объявляет Беляев.

— Как дела, Фил? Семья, дети? — интересуется Кардаев.

— А почему без фото в профиле? Фотку в студию, Фил! — требует Ирка Гончаренко.

Приветствую всех и погружаюсь в профили одноклассников, изучая их фотографии. Взрослые лица, так просто и не узнать. Сообщения продолжают поступать: фотографии семей, детей, воспоминания, школьные байки, слухи об отсутствующих в чате. Все в предвкушении встречи, и, скорее всего, сама тусовка после искренней радости и ностальгических разговоров перерастет в выставку достижений: кто чего добился в жизни, и кто в итоге молодец. И в этом заочном споре мне не светит ничего: не добился, не родил и даже семью не сохранил.

Некоторое время обдумываю этот факт, перевариваю и прихожу к выводу: да и хрен с ним! Я просто буду рад повидаться с ребятами, мне нужно немного позитива перед, как полагаю, затяжной войной с семьей Дорожкиных.

В школе меня преследовали три беды: я был не спортивен, не умел и стеснялся танцевать, и мечтал стать таким же остроумным балагуром, как тот же Беляев (удачные ответы и шутки приходили мне в голову слишком поздно). Вообще, меня за это не то, чтобы клевали в классе, но и популярностью я не пользовался. Хорошо, но не отлично, учился; на уроках физкультуры как огня боялся «козла», кроссов и брусьев; на дискотеках жался по углам, стесняясь и опасаясь опозориться.