– Зигги?!!

– У-ум, – покачал головой смущенный Мэй. – Зигги играет левой рукой, и делает это неплохо. Я же левой – ппррр, – сделал он бесстыдный звук языком.

Боуи разинул рот для оскорбительного крика, но тут произошло нечто из ряда вон: из дыры в полу, куда перед этим исчезла великолепная девятка, медленно высунулась голова Стинга. Безумно вращая глазами, она дернулась и запела:

– О-о-о, сам-мер-та-айм!

Предание гласит, что слова эти тут же были расшифрованы и истолкованы. Но по-разному. Одни были вольны услышать это восклицание, как песню «О-о-о, это лето!», другие – как возглас «О-о-о, время Самнера!», ну а третьи, особо оппозиционно настроенные граждане уловили в этом сольном исполнении маэстро злобный выпад в адрес сбежавшего Гризла, звучавший как «О-о, о-о, заберу медведя в зоо».

Таким образом посреди летней эстрады тут же образовалась неприятная драка. Все яро отстаивали свою точку зрения, и свалка рассыпалась только тогда, когда Стинг неожиданно замолчал. Оказалось, какая-то добрая душа метнула в него томатом. Стинг подавился. Сидящий в заднем ряду косвенный участник драки Гризл заревел и захлопал в ладоши.

Тут же на сцене появились Род Стюарт и Брайан Адамс, своим появлением заставив участников потасовки разползтись и рассесться по местам. Общими усилиями мушкетеры выволокли несчастного друга из дырки, обняли его с двух сторон и, раскачиваясь, запели песню «All for love».

Фредди под шумок спустился со сцены, расстелил клееночку прямо между рядами, лег и попросил не будить. Спустя десять минут его просьба была аннулирована неожиданно заревевшим в мегафон Адамсом.

– Я бужу соседушек! – орал Адамс. – Эй, вставайте! Пришла беда, откуда не ждали!

– Мы уж видим, – и к эстраде стали пробираться Стивен Сигал и Дольф Ландгрен. Незадачливые мушкетеры засуетились, а Стинг встал на колени перед Адамсом и затряс его за штанину, попросив не шуметь больше.

– Больше? – удивился Адамс. – Да я только начал! Они меня пугают! Ха! Почему я встал у стенки – у меня дрожат коленки, да? А МНЕ НЕ СТРАШНО! – завопил он прямо в ухо Стингу, забыв убрать ото рта матюгальник. Стинг тут же захехекал и полез вверх по занавесу. Тут как раз на сцену ворвались секьюрити. Они подхватили всех присутствующих под микитки, Стинга отодрали вместе с куском занавеса, и сложили их штабелем в любезно предоставленную Элтоном тачку из-под дезиков. Все зааплодировали, а Дольф, углядев в толпе зрителей Баббу Смита, жующего трехэтажный бутерброд, вежливо попросил:

– Господин гардеробщик, вы не поможете нам с багажом?

– Г-гардер-робщик! – Бабба отправил бутерброд вон, вскочил на сцену, схватил тачку в охапку и со всей дури запустил ее в безвоздушное пространство. Затем те, кто остались в живых, раскланялись и с достоинством удалились под свист массовки.

Тут вернулся Брайан.

– Знаете фокус с веревкой? – заговорщически спросил он.

– Откуда бы? – пожал плечами Боно. – Я что вам – палач, что ли?

– Не палач, – корректно поправил его БГ, сидящий рядышком в позе лотоса, – а казнедей. Это я вам как специалист говорю.

– Фокусник! – вдруг раздался чей-то пронзительный голос. – Фо-кус-ник!

И на сцену, звеня и подпрыгивая, вылетела Шаннен Догерти, известная своим пристрастием к фокусникам и любителям комиксов, а также лютой ненавистью к Люкам Перри и Джейсонам Пристли (кстати, кенсы только из-за этого их и знали). Шаннен же не теряла времени, подскочила к Брайану и повисла у него на шее.

– Мадам, – кротко заметил Мэй, – Не надо прыгать и висеть. Мне тяжко.

– Вот это фокус! – завопил из зала Джимми Пейдж. – А веревка-то? Где веревка?