Никогда еще ей так отчаянно не хотелось увидеть, как унесут десерт и эта мучительная трапеза закончится. Наконец гости расправились с большим количеством абсента и лучшим вином лорда Эйвери и мистер Дермот пригласил всех в гостиную, где должны были начаться обещанные салонные игры.
И Кэролайн осознала, что никогда в жизни ей так не хотелось, чтобы плохо приготовленный пудинг вернули на стол.
Она расположилась на диване напротив Пенелопы, в дальнем конце заполненной людьми гостиной. Пока ничего особенного не случилось, не считая того факта, что у Пенелопы завязался разговор с рыжеволосым молодым человеком, который оживленно рассказывал о новых достижениях в проявке фотографий. И что более важно, мистер Дермот пока не сделал попытки приблизиться к Кэролайн. Мисс Бакстер встретила их с улыбкой, хоть и несколько неуверенной.
Но эти маленькие чудеса не усыпили бдительности Кэролайн, и она ждала подвоха, не зная, откуда исходит опасность, но настолько уверенная, что атака последует, что едва дышала.
– Что это за запах? – поинтересовалась Пенелопа, прервав беседу с молодым фотографом, и принюхалась.
Кэролайн проследила за взглядом сестры и сморщила нос.
– Сигара? – Может, она и простая девушка из Брайтона, но мать научила их светским приличиям. Даже она знает, что женщины не должны быть предметом подобного неуважения. В этом весь смысл разделения мужчин и женщин после обеда.
Собравшиеся, однако, не проявили никакого интереса к обсуждению этой темы.
– Какой необычный аромат, – заметила Пенелопа.
– Потому что это конопля, а не табак. – Молодой человек, беседовавший с Пенелопой, протянул руку, чтобы в свою очередь затянуться предложенной ему сигарой. Он демонстративно задержал дым в легких, прежде чем выдохнуть через ноздри, чтобы показать свое умение. Исполнив ритуал, он вытащил сигару изо рта и посмотрел на нее, критически выгнув бровь. – Черт, какой перевод добра. Гашиш лучше всего принимать внутрь.
Кэролайн молча уставилась на него, шокированная таким вызывающим поведением. Конопля была… она не сразу нашла подходящее слово… запретной. В отличие от лауданума, который считался лекарством, но даже его можно было принимать лишь в исключительных случаях.
Таких, как головная боль ее матери.
– Я читала, что при вдыхании она производит менее галлюциногенное действие. – Пенелопа зачарованно наблюдала за своим собеседником, который сделал еще одну затяжку. – Считается, что это вызывает скорее состояние расслабленности, чем полной апатии.
Кэролайн чуть не поперхнулась – как от дыма, так и от удивления. Она не узнавала в этой любопытной особе свою застенчивую сестру. И когда сигара двинулась дальше, Пенелопа перехватила ее и поднесла к своим губам.
– Пен, нет! – ахнула Кэролайн. Они и так уже находятся на задворках местного общества. О чем ее сестра только думает?
Ничуть не смущенная, Пенелопа сделала затяжку, а затем зашлась в кашле, содрогаясь всем телом и брызгая слюной.
Кэролайн бросилась к сестре и принялась хлопать ее по спине, не зная, чем возмущаться: вечеринкой с ее запретными шалостями, отсутствием более солидных гостей, которые могли бы присмотреть за молодежью, или неожиданной лихостью сестры. В одном она была уверена: это не тот сорт развлечений, которые могла вообразить их мать, отправляя дочерей в гости.
Джентльмен, который дал Пенелопе сигару, отскочил в сторону, то ли шокированный тем, что одна сестра набросилась на другую, то ли чтобы предоставить ей свободу маневра. Поскольку кашель Пенелопы становился более мучительным, Кэролайн стукнула сильнее по сгорбленной спине сестры. Удар пришелся прямо между лопатками, придав Пенелопе импульс, сваливший ее с дивана, и она растянулась на ковре в облаке полосатой розовой тафты, окруженная молодежью, которая покатывалась от смеха.