В глухой каверне, где их не добыть самой.
Ей выделят малость, чтоб не дать умереть,
Только если она не позволит о себе забыть.
Отныне как попрошайка упиваться будет
Всем, что как должное принимала она.
Она – цветок в увядающем саду Чародея,
Откуда будет тщетно пытаться сбежать,
Пока не исчезнут последние воспоминанья,
Какой ее жизнь за пределами сада была.
Лето услышала шепотки из-под цветов,
Призывающие ее быть жестокой и смелой,
Двигаться, чтобы среди толпы выделяться,
Заставить преклоняться в восхищении всех.
«Предупреждай всех, – они направляли, —
Что ты смотришь на них как на пример.
Как своих ненавидь чужих возлюбленных, —
Советовали. – Даже если больно, кричи».
Девушки под каждым цветком сидели,
Лето видела: чахли и увядали все они,
В тени цветка колючего и неприхотливого,
Что, разросшись, нежные растения душил.
Леди Чертополоха возненавидела Лето:
В красе белой лилии угрозу видела она.
Уверившись, что в чистоте и молодости,
Та помешает ей над всеми процветать.
Лето знала связь меж игрой и наказанием,
Непоколебимая в сострадании своем.
Не участвовать в спектакле зависти —
Единственное, что она сделать могла.
Леди Чертополоха извести Лето желала.
Жизнь по сокам корней могла прочесть ее,
Но не что та отказалась быть жертвой,
Без сил, поклялась подавленной не быть.
«Отдай мне красоту, которую не ценишь, —
Тщетно она условия свои навязывала ей, —
И я не стану затмевать тебя так сильно».
Но Лето лишь мрачно отвернулась от нее:
«Дома меня красивой никогда не считали,
Однако я себя любила именно такой.
Не важна внешность, ибо красивые лица
Никого не должны достоинства лишать».
«Покорись, я найду убийц твоих родителей».
«Зачем? Я знаю, они уже наказали себя.
Боялись прикоснуться ко мне, в надежде,
Что я раскрою истинное лицо или пропаду.
Я слышала, одного из них после казнили.
Остальные последующее обращение мое
К вере небесной благим знаком признали,
К становлению человеком верным путем».
Против всего сада Чародея Лето стояла,
Отказывающаяся делать, что велели ей.
Леди Чертополоха презрительно шипела:
«Никогда не поздно отказаться от себя».
Но Лето знала: все от нее этого хотели,
Только честные обещания не пленяли ее.
Сад походил на монастырь в устройстве,
Однако создан был, чтобы порабощать.
Небесная любовь давалась безусловно,
Но бесконечные правила навязала всем.
Вера была превращена в слепое послушанье,
Заповеди утратили изначальную заботу ее.
Но порядки сада Чародея создавались,
Чтобы стравливать женщин между собой.
Лишь потому, что он не получил желанное,
Его жадность стоила свободы остальным.
В мольбе об избавлении Лето воздела руки,
Сотрясая землю, привыкшую не отпускать,
Чем причинила всем обитательницам сада
Рвущихся связей неутихающую боль.
В убежище Нимфы из скрытого сада
Лето в одно мгновение унесло прочь.
Слова молитвы ушей Чародея достигли,
И обратили его в бегство, чары забрав.
Но забытая рана на нем была вскрыта,
И он проклял Лето с человечеством всем.
Что ей дорого, могло жить ее в сердце,
Лишь до того, как обратится в пепел оно.
Растерянно она на ногах еле держалась,
Освобождение радости не принесло.
Палка о двух концах – сила молитвы,
Несла исцеление и начинала раздор.
Мощь человеческой веры оказалась
Всепоглощающей агонией для фей.
Но если надежда обернулась оружием,
Злоупотребление разрушило святость ее.
И в воздухе Лето чувствовала больше,
Чем очищенье и светлое изгнание зла.
Все лежащие на поверхности ответы,
От истинных законов отводили глаза.
С уходом Чародея, цветы почерневшие
Начали соком наливаться и оживать.
Лето нашла свет среди теней отчаяния,
Нимфа ей несказанно благодарна была.
«Ты была не первой женщиной здесь,