Я напоминала себе чайник на плите: внутри всё бурлило, закипало, а воздух бурными потоками и со скрипом вырывался через стиснутые зубы. Но что делать дальше – не знала… Впрочем, не успела я глазом моргнуть, как всё изменилось…

— Я тебе отвечаю! — проорал Добрынин Мишке Молотову из 11 «А», чем привлек и мое внимание. — Наша Скворцова! Я, когда на такси подъехал, глазам не поверил: она у шлагбаума тусила, а меня заметила – увязалась следом. Бежит такая и причитает: Митенька, проведи к Лешему…

Крайнюю фразу Добрынин пропищал тоненьким голоском, изображая меня. Вся компания тут же сорвалась в дикий гогот. Я же замерла камнем возле дверей и жадно хватала ртом воздух.

— Ахаха, — сквозь смех простонал Миша. — Леший, везет тебе на баб: что не туса, то новая тайная поклонница!

— Счастливчик прямо, – иронизировал Лёша.

— Да ладно тебе, — от души веселясь, вступил в разговор Илья. — Ты приглядись к ней, Лёх! Ночью, по трассе, пешком… Да Варька реально на тебя запала!

— Ну вас к лешему! — в шутку огрызнулся Камышов, чем вызвал новый шквал смеха.

— Мы и так у тебя! — пробасил какой-то парень в красной майке.

— Погодите! Погодите! — суетливо вставила свои пять копеек вылизанная до блеска брюнетка, с которой всё это время обнимался Митя. — А кто такая эта Скворцова?

— О! — протянул Илья. — Мечта семиклассников и гроза уроков химии.

Гостиная снова заполнилась смехом.

— Оторва местная, — пояснил Добрынин. — Ни рожи, ни кожи, а понтов на целый «Камаз».

— Чё, совсем никакая? — уточнил очередной умник.

— Не то слово! — наслаждался своей вонью изо рта Добрынин. — Без слёз не взглянешь!

— Погодите! — и снова брюнетка взяла слово. — Так если ты ее, Добрыня, в дом привел, где она сейчас?

— На кухне, — безразлично дернул плечами Митя. — Она как увидала, сколько там жратвы без дела, так и променяла свои возвышенные чувства к Лешему на пару тарталеток.

И снова смех… Он проникал под кожу, в клочья рвал мою душу. Но там, в гостиной, всем было плевать. Они обсуждали меня, как подзаборную шавку, не скупясь на грубости и оскорбления. А я даже заплакать толком не могла — так больно было. Невыносимо больно.

— Так чего мы здесь сидим? Леший, пошли знакомиться с твоей оголодавшей сталкершей.

Я отшатнулась от двери. Шаг. Второй. Хотела вернуться на кухню, а дальше под дождь. Черт с ним, с трассой, с таксистами-шизофрениками — я мечтала убежать… Чтобы не слышать… Чтобы не стать посмешищем… Но по ошибке перепутала двери, и вместо кухни, попала в какую-то кладовку. Свет включился автоматически, а я, зажав ладонью рот, беззвучно завыла. Это был тупи́к.

Ни окон, ни дверей – одни стеллажи вдоль стен, заставленные всяким хламом. Велосипедные покрышки, коробки из-под обуви, какие-то вёдра — мой взгляд остервенело метался от одной полки к другой, пока в дальнем углу я не заметила портновские ножницы. Старые. Местами ржавые. Но один в один, как когда-то давно были у мамы.

Безумная идея ворвалась в мою голову без спроса! Уже в следующий миг, я аккуратно задвинула шпингалет на двери и, промакнув рукавом слезы, стянула с себя джинсы. Раскинув те на полу, я схватила ножницы и безжалостно отрезала перепачканные штанины. Затем сняла залитый соком блейзер, и оставшись в одном полупрозрачном топе-майке, натянула неприлично короткие самодельные шорты. Всё это дело я дополнила каблуками. Последним штрихом стала прическа. Сорвав с хвоста тугую резинку, я наклонила вниз голову и постаралась пальцами немного взъерошить все еще влажные от дождя волосы. Они слегка вились на кончиках, да и пахли грозой, зато отлично скрывали мои обнаженные плечи и бесстыдно просвечивающее кружево нижнего белья. Пару раз ущипнув себя за щёки, я гулко выдохнула и, не оставляя времени на раздумья, отворила дверь.